Режиссер Евгений Каменькович: «Сегодня нет храбрости в том, чтобы показать, как мы живем. Задача – чтобы человек посмотрел внутрь себя»

Художественный руководитель театра «Мастерская Фоменко» Евгений Каменькович поставил «Седьмой подвиг Геракла», вернув на подмостки запрещенную долгое время пьесу Михаила Рощина.

культура: Евгений Борисович, знаю, что вы долго подбирались к этой пьесе, и вас связывает давняя любовь к драматургии Рощина.
Каменькович: У меня давние и хорошие воспоминания о сотрудничестве с Михаилом Михайловичем Рощиным. В далеком 85-м я выпустил один из первых своих спектаклей в Театре Сатиры по его киносценарию «Роковая ошибка». У меня осталось какое-то светлое ощущение от общения с ним. Рощин из тех драматургов, которые не держатся за каждое написанное слово. Ему было интересно увидеть, какой из его текста может возникнуть театр, рождается ли новая эстетика… На волне «Роковой ошибки», я сделал спектакль «Перламутровая Зинаида» в ГИТИСе. С этой пьесой долго мучился Олег Ефремов во МХАТе. Но у нас было положение лучше: Рощин отдал нам пять вариантов этой пьесы, которую он по настоянию Ефремова все время переписывал. И мы сделали свою версию. На дворе стоял 87-й год, в ГИТИСе было очень холодно, все занимались буквально в шубах. Мы с художником Александром Боровским даже осмелились взять первое название пьесы — «Все время на морозе». Сергей Женовач, который теперь руководит МХТ имени Чехова и СТИ, тогда играл памятник Гоголя. Он и внешне, мне кажется, похож на Николая Васильевича.

культура: Рощин написал «Седьмой подвиг Геракла» в 63-м, но пьеса уж больно остро била по советской номенклатуре и ее запретили. Сегодня «Геракл» вновь актуален?
Каменькович: Любому нормальному режиссеру хочется поставить какую-то древнегреческую трагедию или комедию. Мне кажется, мы на проблемы Древней Греции взглянули из сегодняшнего времени через драматургию Рощина.
Пьеса абсолютно не устарела, и это даже страшно. Основной упрек к советской власти в тот период, когда Рощин писал своего Геракла – колоссальное количество лжи, витавшее в стране. Люди говорили одно, а думали другое. Боюсь, что сегодня во многих сферах нашей жизни эта ложь снова поселилась. Недаром в пьесе есть женский образ, который в нашем спектакле играет Маша Большова — Ата, богиня лжи и обмана. Важно, что по предлагаемым в пьесе обстоятельствам ее нельзя убить. Она дана нам, надо как-то с ней существовать. Но все-таки, наверное, как-то можно жить не по лжи? Я очень рад, что мы эту пьесу сделали. Мне кажется, я таким образом продолжаю диалог с Михаилом Михайловичем Рощиным…

культура: В Саратовском театральном институте мне посчастливилось играть в пьесе Дюрренматта «Геркулес и Авгиевы конюшни», которую автор написал почти в одно время с Рощиным.
Каменькович: Версия Дюрренматта совершенно другая. Там акцент сделан на бюрократию: жители с удовольствием принимают Геракла, безмерно счастливы, что он наконец-то вычистит эти Авгиевы конюшни, но для этого герою постоянно нужны какие-то справки и разрешения. Мы, кстати, обнаружили, что у Леонида Филатова есть семь зонгов для «Геркулеса и Авгиевых конюшен», но не очень поняли, для кого он их написал, и исполнялось ли это. В итоге мы все-таки отказались от их использования, но я рад, что познакомился с ними. Это такой настоящий Филатов и настоящая Таганка.

культура: Помню, после нашего спектакля про бюрократию зрители буквально выкрикивали: «О, это про нас, про Россию!». Здесь такого не было. Получается, с ложью мы уже настолько срослись, что она воспринимается естественно?
Каменькович: Я, честно говоря, думаю, что остросоциальный Театр на Таганке был удивительным явлением своего времени, но сегодня всё изменилось, нет какой-то особой храбрости в том, чтобы открыто показать, как мы живем. Задача в том, чтобы человек посмотрел внутрь себя. У нас читающий театр, и все вначале репетиций погрузились в мифологию. Никита Тюнин, который играет Геракла, практически ночевал с книгой Зелинского о Древней Греции. И там мы вычитали, что когда Геракл победил Авгия, ему предложили возглавить Элиду. Он отказался, и власть передали сыну Авгия. Когда Геракл предлагает возобновить Олимпийские игры, один из героев говорит: «Назовем это Гераклиадой». «Нет, Олимпиадой» — отвечает Геракл. Давайте, мол, уже без меня, а то все время будете ждать какого-то героя. Главная мысль – все надо делать самим, с собой разбираться. Главное – как ты живешь.

культура: В программку к спектаклю вы включили фразу драматурга, где он замечает, что сюжет был навеян «временем, когда романтический порыв и вера в добро схватились с ложью и хитростью, и схватка была в той стадии, когда еще неизвестно, чья возьмет». Для вас очевиден исход этой битвы?
Каменькович: Не знаю, имеет ли сегодня место схватка или битва, но лично мне нравится, когда театральные люди объединяются и своих не сдают. Это такая корпоративная солидарность, первые шаги к справедливости и жизни не по лжи. Сейчас XXI век, всё мгновенно становится известно, врать в наше время странно и, мне кажется, даже невозможно. Любая ложь через секунду всплывает из-за информационной вседоступности.
После спектакля пришел к мысли, что любая современная пьеса требует определённой доработки вместе с автором. Но Михаила Михайловича нет. Если б я ставил эту пьесу ещё раз, то гораздо больше бы в неё вмешивался. В ней слишком много слов, прекрасных слов, но сейчас люди соображают в 10 тысяч раз быстрее.

культура: Вам не кажется немножко абсурдным изобличать ложь и искать правду в театре, в месте, где все время происходит обман?
Каменькович: Поскольку Мастерская Фоменко традиционно стоит на классических текстах, и у нас современная драматургия приживается с огромным трудом, я горжусь тем, что мы сделали. Мы же вечно летаем в высоких материях, у нас вечно «фаустовские» проблемы, а теперь мы немножко опустились на землю. Иногда это даже неплохо.

культура: Ваш Геракл весь спектакль ходит со своим постаментом. Выглядит забавно и символично. Ваша находка?
Каменькович: Никита Тюнин на первой же репетиции спросил: «А можно я буду с памятником ходить?». Постамент мне очень нравится – Геракл может им драться, на него присесть, выпить, да что захочет! Мы на репетиции так привыкли к этому, что теперь нужно придумывать какую-то теорию, как это оправдать. Благородные жители Элиды поставили памятник за его заслуги. Он уже не человек, а национальное достояние, и вынужден с этим жить.

культура: Сложилось впечатление, что это какой-то груз ответственности героя.
Каменькович: Спасибо за вашу версию. Я слышал разные – и все прекрасны.

культура: Не менее удивило, что Геракл у вас в телогрейке и кирзовых сапогах. Аллюзия на ГУЛАГ?
Каменькович: Мы сразу решили, что все действующие лица будут в одном цвете, а герои – Геракл, Тесей и Антиопа – в другом, белые. Но мы никак не могли найти образ Геракла. Сначала это был фехтовальный костюм с маской. А потом художник Мария Боровская принесла белую телогрейку и белые кирзовые сапоги, которых по определению не может быть в контексте этой истории, и мне это очень понравилось. Есть вещи в театре, которые трудно объяснить, но в моем понимании так Геракл становится народным героем.

культура: Что символизируют номерки, которые есть у всех героев в сером – жителей и политиков Элиды?
Каменькович: Номерки – это рейтинг людей в этом государстве по степени приближенности к богине лжи Ате.

культура: Так ли ужасна сама по себе ложь? Помните, как у Булгакова: что бы делало твое добро, если б не было зла?
Каменькович: Что касается лжи, здесь главная для театрального человека пьеса – «На дне» Горького. До сих пор идут споры, что такое Лука. «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». («Безумцы» Пьер-Жан де Беранже – «Культура»). Наш шекспировед Алексей Вадимович Бартошевич рассказывал нам про постановки «На дне», и его лекция про Луку мне впилась в мозг на всю жизнь. Что это – ложь во спасение или так не должно быть? Это философский вопрос, который требует отдельной конференции или даже всей жизни.

Источник: «Культура»