Проткнули время

Роман Михаила Шишкина «Венерин волос», год назад захваленный и изруганный литературными критиками, которые сами же затем и присудили ему премию «Национальный бестселлер», с трудом поддается переводу на сценический язык. Поэтому у режиссера Евгения Каменьковича было как минимум две причины назвать свой спектакль не «Венерин волос», а «Самое важное». Во-первых, сорняк под названием «венерин волос» — это и есть, согласно Шишкину, самая важная травка в мире, а во-вторых, Каменьковичу вместе с актерами-единомышленниками и впрямь предстояло прорваться сквозь все многосложные романные напластования, оставив к моменту премьеры только самые-самые важные слова и сцены. Окончательная статистика этой трудной работы такова: четыре часа сценического действия, примерно полсотни ролей, восемь актеров.

Сначала о потерях. Их неизбежность ясна всем, кто читал роман, поскольку «Венерин волос» построен как длинный-длинный монолог от первого лица. Прервать его — все равно что самым невежливым образом перебить собеседника. Живет себе где-то в Швейцарии не пойми кто. Служит толмачом при казенном ведомстве, которое выдает вид на жительство всем беженцам из России, захотевшим райской жизни. Читает на досуге Ксенофонта. Видит сны, куда, никем не прошенная, является из детства училка-ботаничка Галина Петровна. Пишет и не отправляет письма сыну, высокопарно именуя его Навуходонозавром, правителем воображаемой страны. Измышляет несуществующий дневник певицы Изабеллы Юрьевой. Грезит о женщинах, о прошлых и будущих временах, о разных городах и странах. Это и не человек вовсе, а просто Пиши-Читай какой-то. Каждое произнесенное, услышанное или прочитанное им когда-либо слово цепляется за новое. И вот уже Лаокоона с сыновьями невозможно отличить от Януша Корчака, чеченские старейшины встречаются с древними эллинами, а Тристан и Изольда послушно идут в Риме по пятам за экскурсоводом. При этом шишкинские персонажи совершенно бесплотны, остаются лишь функцией языка. Все они существуют, пока длится монолог, и умирают, едва ты захлопнешь книгу. Призвать их к жизни, дать им голоса и тела Мадлен Джабраиловой, сестер Кутеповых, Рустэма Юскаева, Томаса Моцкуса, Михаила Крылова, Галины Кашковской — ничего себе задачка.

Евгений Каменькович поступил с романом единственно возможным образом, создав один из лучших своих спектаклей. «Самое важное», как и шишкинский роман, можно назвать монологом от первого лица. Но только теперь это монолог от первого лица множественного числа. Собственно, на сцене мастерской сталкиваются лицом к лицу два Автора. Во-первых, это сам Толмач, на роль которого назначили Ивана Верховых, снабдив его намеренно суховатой и слегка монотонной интонацией. А во-вторых, — коллективный автор по имени «фоменки». Им, собственно, не впервой быть «пиши-читаями». Большинство шедевров Петра Фоменко, включая «Египетские ночи», «Войну и мир» и «Одну абсолютно счастливую деревню», построены именно как коллективное чтение какой-нибудь книги. Вчитались в чьи-нибудь буковки, нафантазировали свое и моментально вжились в образ.

«У неотправленных писем, — пишет Шишкин, — есть особенность протыкать время». Актеры мастерской — сами здесь как неотправленные письма. Надев музейные тапочки, они скользят по эпохам и странам. Нацепив дурацкую мохеровую шапку и сарафан, Ксения Кутепова может стать занудной училкой Гальпетрой, а через пару минут — прилежной швейцарской следовательницей. Вживаясь в страницы дневника певицы Изабеллы, Мадлен Джабраилова проживает со страной целый век. Но кого бы актеры нам ни показывали, о каких бы милых пустяках ни болтали, все они ищут, не давая ни себе, ни зрителю передышки, «самое важное». То ли это травка-муравка, растущая в священных рощах Венеры, то ли это счастье, то ли это любовь — пойди пойми. Но ясно одно: поиск этот актеры Петра Фоменко ведут уже не первый год, и «Самое важное» становится для них, если хотите, чуть ли не автобиографическим спектаклем. Может быть, поэтому «Самое важное» уже сейчас можно считать самым важным театральным событием нынешней осени.