Трудности перевода

Роман Михаила Шишкина «Венерин волос» — произведение выдающееся и совершенно несценичное: Евгений Каменькович, поставивший его в Мастерской Петра Фоменко, взялся за тяжкое дело. Множество прихотливо перепутанных сюжетных линий, рассыпающийся на фрагменты сюжет, изощренная игра со словом, порой становящаяся самоцелью, — что с этим ни делай, динамичного спектакля не получится. Режиссер Евгений Каменькович поступил умно: назвал свой спектакль «Самое важное», определил жанр как «этюды и импровизации по роману» — и дал в нем квинтэссенцию того, что показалось ему главным у Шишкина.

Лишенная жесткой структуры, шишкинская книга отражает вольное течение жизни — вроде бы стремящейся в никуда. «Толмач», осевший в Швейцарии русский литератор, переводит для местного иммиграционного ведомства рассказы тех, кто тоже хочет осесть в стране, полной млека и меда; его история сплетается с жизнью певицы, биографию которой он собирался писать; греческие воители Ксенофонта угощают у своих костров чеченских беженцев. Сон и явь взаимопроникают, прошлое оказывается не менее важным, чем настоящее, страшную, полную горя и бессмыслицы, превращающую человека в животное, жизнь одухотворяет любовь. Шишкинские ужасы в спектакле Каменьковича прозвучали слабо (кажется, что выращенному на светлых театральных интонациях театру Фоменко физически тяжело говорить неприятные вещи). Зато фразу «Бог есть любовь» спектакль произносит в полный голос: сцена, где герой сталкивается на римской улочке со своей давно умершей училкой, школьным посмешищем, пугалом, нежно любившей издевавшихся над ней маленьких людоедов, одна из самых сильных в спектакле.

Шишкин порой кокетничает мастерством; изысканное, отточенное театральное мастерство занятых в спектакле «фоменок» иногда становится самодостаточным. Некоторая манерность романиста вполне адекватна выверенной, беспроигрышной и оттого не вполне живой театральной акварели — особенно это заметно в массовых сценах, действие которых происходит в гимназические годы певицы Изабеллы.

И все же этот длинный, многословный, сложносочиненный (точь-в-точь как роман) спектакль состоялся — в нем, как и в книге, есть замечательные вещи. Есть ощущение света, которым несмотря ни на что пронизана человеческая жизнь. Есть прекрасные актерские работы: певица Мадлен Джабраиловой, фрау адвокат Ксении Кутеповой, сыгранная без нежных «фоменковских» придыханий, сильно, умно и трогательно. Есть, наконец, редкая для сегодняшнего театра концентрация мысли и чувства — а за это спектаклю можно простить и тяжеловесность, и аморфность. Как, впрочем, и породившему постановку роману.