Вожатый

В «Мастерской Петра Фоменко» его называют пионервожатым. Так повелось с тех пор, когда Евгений Каменькович преподавал на курсе Петра Фоменко — том самом курсе, с которого началась любимая всеми «Мастерская Петра Фоменко».

А. Шендерова. Ваша мама работала в опере, отец- в балете. А вас почему-то понесло учиться на актерский факультет…
Е. Каменькович. Мама работала не только в опере, но и снимала фильмы, преподавала, несколько лет возглавляла киевский театр Русской драмы — кстати, именно там с ней сделал свой первый спектакль выдающийся театральный художник Давид Боровский. Но, думаю, вы правы — ее запомнят как оперного режиссера. В ГИТИСе она освоила не только режиссуру, но и профессию балетмейстера, поэтому справиться на оперной сцене одновременно с хором, мимансом, солистами, балетом могла без проблем. А папа сначала был просто хулиганом. Он дружил с Борисом Сичкиным (Бубой Касторским из «Неуловимых мстителей») — они жили на соседних улицах и были кем-то вроде «а-ля Беня Крик». Когда началась война, оба попали танцорами в Ансамбль Вирского — обслуживали фронт. После войны папу (без всякого образования!) взяли характерным солистом Киевского балета — настолько он был талантлив. Потом он стал балетмейстером, организовал Киевский мюзик-холл. А последние годы работал в Театре Ивана Франка. В Киеве родителей до сих пор помнят и почитают. Что касается меня, видит Бог — я не хотел быть актером. В 1972 году я поехал в Москву поступать на режиссуру, но Мария Иосифовна Кнебель даже не стала со мной разговаривать — настолько я был вызывающе молод. В тот год было очень жарко, а на мне, единственном, был пиджак. Вот за это меня, наверное, и приняли на актерский — подумали, интеллигентный мальчик. ..

А. Шендерова. И как вам давалась учеба?
Е. Каменькович. Легко! Мастерством актера я вообще не занимался, но все остальное, особенно лекции, доставляло мне большое удовольствие. После этого я сам себя отправил в армию — сначала помогал обезвреживать мины, неразорвавшиеся со времен войны в Севастополе, а потом несколько месяцев прослужил в местном Театре флота, где освоил все театральные специальности. И уже после этого опять поступил в ГИТИС — на режиссуру к Андрею Александровичу Гончарову.

А. Шендерова. Это там вы поставили спектакль, в котором студент Сергей Женовач изображал памятник Гоголю?
Е. Каменькович. Нет-нет! Отучившись у Гончарова, я напросился в аспирантуру к Петру Фоменко. Я тогда плохо понимал, кто он такой, но много слышал про его знаменитый спектакль «Смерть Тарелкина». Потом Фоменко набрал свой курс, где я стал одним из педагогов. На курсе был первый ученик — Сережа Женовач, Он и сыграл в дипломном спектакле Гоголя, вернее памятник Гоголю.
Пьеса называлась «Все время на морозе» — по «Перламутровой Зинаиде» Михаила Рощина. Потом Сережа отучился, и мы стали преподавать вместе. И сразу случился замечательный курс, выпускников которого теперь в шутку называют «основоположниками» (с них начался театр «Мастерская Фоменко». — Ред.) — это был набор 1988 года. Я тогда помогал набирать курс не только Петру Фоменко, но и Анатолию Васильеву. Судорожно перебрасывал одних абитуриентов туда, других сюда, как остался жив — не знаю. Хорошее было время.

А. Шендерова. Ваша дочка Надя уже снимается в кино. Как вы к этому относитесь?
Е. Каменькович. Отношусь замечательно, поскольку мы с Полиной не прикладывали к этому усилий — все вышло само. Сейчас главное, чтобы это увлечение прошло — слишком уж тяжелая профессия. И потом мне не нравится, что театр сегодня вытеснили куда-то в лакейскую.

А. Шендерова. А где снималась Надя?
Е. Каменькович. Вместе с Полиной в сериале «Штрафбат» и в фильме «Марс» — там у нее уже настоящая роль. Это дебютный фильм Ани Меликян. Я однажды попал на съемочную площадку, и меня поразило, что эта молодая женщина-режиссер очень точно знает, чего хочет. Я ее сразу зауважал. И сам фильм мне понравился.

А. Шендерова. По амплуа Надя похожа на вас или на Полину?
Е. Каменькович. Конечно, на Полину. Но вообще — ни на кого. Она уже сложный человек, мало нас слушается.

А. Шендерова. Чему бы вам хотелось ее научить?
Е. Каменькович. Очень банально: я бы хотел, чтобы она умела трудиться. А она занимается только тем, что ей легко дается.

А. Шендерова. Она читает книжки или смотрит телек?
Е. Каменькович. Телевизор мы стараемся запрещать, книжки она читает нерегулярно. И, к сожалению, все активнее подбирается к компьютеру. Уберечь от этого ребенка сегодня нельзя. У нас огромная библиотека, но, когда Наде нужно срочно найти какое-то стихотворение Пушкина, я - вместо того, чтобы взять стремянку и лезть на верхнюю полку за книгой, — включаю компьютер и быстро нахожу искомое. Ужасно, но что поделаешь!..

А. Шендерова. Ваши сегодняшние студенты отличаются от того знаменитого набора 1988 года?
Е. Каменькович. Для них не существует авторитетов. Скажем, тогда был жив Анатолий Эфрос, гремел Васильев. Сейчас в театре авторитетов мало или их нет вообще. Выпускники показываются в театр для проформы, но не слишком стремятся там работать. Имеют 5 — 6 съемочных дней в сериале — этого хватает, чтобы поесть, снять квартиру и… бегать по кастингам…

А. Шендерова. Театр становится раритетным времяпровождением.
Е. Каменькович. Как и любой «хэнд мэйд». Вот, например, «Венерин волос» Михаила Шишкина — тоже товар не ходовой, а штучный. Шишкин придумал какой-то особый ритм прозы — именно он поражает в романе больше всего.

А. Шендерова. А вам каким-то образом удалось передать это на сцене.
Е. Каменькович. Мы очень волновались, когда узнали, что на «Самое важное» придет Шишкин. Было бы жестоко, если бы он оказался каким-то обыкновенным человеком, а он… я его теперь про себя называю «учитель» — он ведь был раньше школьным учителем. Удивительно тонкой организации человек! И если вы меня спросите о каком-то главном событии моей жизни за последнее время, я назову встречу с настоящим Автором. Его добровольная швейцарская изоляция очень способствовала его методу письма. Он очень сложно пишет — если ты к этому подключаешься, то наступает кайф, если нет…

А. Шендерова. Ваши дальнейшие планы?
Е. Каменькович. В институте я уже не первый раз подбираюсь к новой пьесе Оли Мухиной. Режиссерской группе второго курса я предложил две пьесы на выбор: услышав Олину, они сказали: это про нас! И не стали слушать вторую. А потом мне хочется поставить пьесу Брайана Фрила «После занавеса» (у Додина идет его «Молли Суини», а в Мастерской — «Танцы на празднике урожая»). Там описывается встреча чеховских героев — Андрея Прозорова из «Трех сестер» и Сони из «Дяди Вани» в Москве 20-х годов. Я очень хочу это сделать.

А. Шендерова. У Андрея с Соней не завяжется роман?
Е. Каменькович. Нет, там другое. Но зачем я буду вам заранее рассказывать?!

А. Шендерова. А вам не хочется кино снимать? Сейчас ведь все этим занимаются.
Е. Каменькович. Однажды, когда была жива Мария Владимировна Миронова, в «Табакерке» шел мой спектакль «Учитель русского». Мы по нему сделали фильм — я снимал не один, а вместе с Аллой Суриковой, и понял, что в кино надо иметь другие мозги.

А. Шендерова. А когда Полине Кутеповой предлагают новый сценарий, она с вами советуется? У вас взгляды на кино не расходятся?
Е. Каменькович. Они расходятся по всем параметрам, но сценарий — такая вещь, что сразу видно, стоит сниматься или нет.

А. Шендерова. Невозможно работать 24 часа в сутки. Вы репетируете в «Мастерской», а потом приходите домой и видите одну из своих актрис. ..
Е. Каменькович. Мы стараемся не говорить о театре. Потом, мы так редко оказываемся дома.

А. Шендерова. Вы бываете в Киеве?
Е. Каменькович. У меня там осталась 92-летняя тетушка, езжу ее навещать. Мне там хорошо дышится, несмотря на все «чернобыли». Киев стал этакой Веной. Открылось множество очаровательных кафе. Появились новые небольшие театры и студии, где я еще не бывал, но некоторые зовут меня ставить. Наверное, в память о маме с папой.

А. Шендерова. Вы любите путешествовать?
Е. Каменькович. Люблю, но я уже почти везде был.

А. Шендерова. А Надя?
Е. Каменькович. Надя уже выбрала район Парижа, где будет жить. А я бы хотел поехать в Китай — там, говорят, несмотря на все «культурные революции», сохранились десятки разновидностей театра. Вот бы посмотреть.