Полина Кутепова: «Играть как дети»

“Хрупкая, рыжеволосая Полина Кутепова похожа на прекрасных женщин с полотен Боттичелли. Она окончила курс Петра Фоменко в ГИТИСе, тот, что вскоре стал легендарной «Мастерской», и создавала вместе с однокурсниками неповторимый стиль этого театра. Кино появилось в жизни Кутеповой гораздо раньше, чем театр. В детстве Полина с сестрой-близнецом Ксенией сыграли дочерей Нины Руслановой и Ольги Остроумовой в фильмах «Куда он денется» и «Василий и Василиса». Полина – лауреат всевозможных кинопремий, ее роли называли лучшим воплощением образа современницы. Но она предпочитает блистать на сцене, играя в спектаклях Петра Фоменко «Волки и овцы» (Купавина), «Три сестры» (Маша), «Война и мир. Начало романа»; в спектаклях Евгения Каменьковича «Улисс» (Молли), «Дом, где разбиваются сердца» (Ариадна), «Дар» (Критик), «После занавеса» (Соня Серебрякова), «Самое важное» и в других постановках. В кино снимается редко и только у хороших режиссеров. Полина чаще «рисует» своих героинь нежной акварелью, хотя в нынешнем сезоне удивила всех, сыграв брехтовскую Мамашу Кураж молодой, наглой и агрессивно-женственной. А в недавней премьере «Мастерской» – спектакле «Амфитрион», который поставил француз Кристоф Рок, – у Полины сразу две роли: богиня Ночь и служанка Клеантида.

– В начале нынешнего сезона в «Мастерской Фоменко» состоялась премьера необычного для нее спектакля – «Мамаша Кураж» Брехта, где вы сыграли главную роль. В «Мастерской » никогда не ставили Брехта, Вытоптов – новый для театра режиссер. Как возник это проект?
– Кирилл Вытоптов не посторонний нашему театру человек, потому что он поступал в стажерскую группу «Мастерской» еще в тот момент, когда ее набирал Петр Наумович Фоменко, и вместе со своими однокурсниками приходил к нам на прослушивание, но в стажерскую группу не пошел. Мы давно знакомы с Кириллом, мне нравились режиссерские работы, которые он делал в институте, и я обрадовалась, когда Кирилл пришел к Евгению Борисовичу Каменьковичу и предложил «Мамашу Кураж». Неожиданными были выбор материала и распределение, но в результате все сложилось.

– Роль Мамаши Кураж для вас роль на преодоление?
– Нет, не на преодоление… Непонятно было, как к ней подступиться, потому что хотелось уйти от привычных представлений о Мамаше Кураж и найти в пьесе Брехта сегодняшнюю историю. Мне очень нравится взгляд Кирилла на эту пьесу: война вокруг нас, и мы ее уже не замечаем, настолько она для нас привычна. Мы с утра просматриваем новостную ленту, видим информацию: военные действия в Сирии, погибло столько-то людей, но это для нас фон жизни. Мы смотрим новости, но никаких, скажем так, действий не предпринимаем. Просто смотрим: ах, взрывы! ах, погибли люди! Но при этом наша жизнь фактически не меняется.

– В спектакле Вытоптова война идет в наши дни, а Мамаша Кураж − не маркитантка, а бизнес-леди в красном кожаном плаще. Какие качества вам нужно было найти в себе, чтобы сыграть эту роль?
– Мне пришлось найти в себе алчность, злость, отчаяние, азарт, страх и какую-то необыкновенную, мощнейшую жажду жизни. Она же очень жизнелюбивая женщина. История Кураж – про гибель и разрушение. В Кураж так много жизни, что это в итоге ее и губит. Она, как игрок у Достоевского, меряется силой с Богом, чертом, судьбой. Она настолько уверена, что справится со смертью, что в конце концов причина ее человеческого краха оказывается не во внешних обстоятельствах, а во внутреннем противоречии: страсть к детям и такая же по величине страсть к наживе. Это противоречие ее уничтожает, и она теряет все − и детей, и деньги, и себя.

– Почему в финале действие спектакля переносится в 1990-е годы, а разорившаяся Мамаша Кураж стала уличной торговкой в драной шубе?
– Это скорее к Кириллу вопрос, а не ко мне. Я понимаю это так: в пьесе Брехта есть взрывоопасная смесь войны и торговли. Такая же адская смесь бизнеса и войны возникла в России в 1990-е. Мне кажется, поэтому в спектакле и возникает такая отсылка. Когда у нас в театре ставили спектакль «Рыжий» о поэте Борисе Рыжем, погибшем в 2001 году, я смотрела документальный фильм об этом поэте. Большинство молодых людей его поколения − на кладбище: либо их убили, либо они погибли от наркотиков. Я хорошо помню то десятилетие… Страшное время.

– Какими качествами, по-вашему, должен обладать идеальный актер?
– Идеальный актер должен иметь отличный голос, владеть своим телом не хуже, чем артист балета. Должен уметь быть спонтанным. Но главное, я думаю, это умение существовать в игре. Играть как дети, для которых игра – образ жизни. Актер должен быть наивным и в то же время очень умным, но в нужный момент становиться глупым и, как животное, доверяться инстинктам.

– Интересно, а почему вы с сестрой Ксенией решили поступать в театральный институт? Ваша семья ведь никак не связана с театром?
– Потому что в детстве и юности мы с Ксенией ходили в детскую кино-студию во Дворце пионеров на Ленинских горах. Она сейчас преобразована в Детскую киношколу, а раньше это был необыкновенный детский кружок. Там занимались будущие актеры, режиссеры, мультипликаторы и операторы. У нас были павильоны с профессиональным оборудованием, где снимали кино и мультфильмы. И великолепный педагог Алла Ивановна Степанова, которая и сейчас преподает в этой киношколе, посоветовала нам поступать в театральный институт.

– В тот год, когда вы поступали в ГИТИС, набирали актерские курсы Петр Фоменко, Леонид Хейфец и Анатолий Васильев. Вы хотели именно к Фоменко?
– Мы с Ксенией всюду поступали, как и все абитуриенты. На конкурс прошли к Леониду Ефимовичу Хейфецу и Петру Наумовичу Фоменко, но мы вообще не знали и не понимали, кто такой Хейфец и кто такой Фоменко. На самом деле все это случайность. В коридоре на режиссерском факультете кто-то к нам подошел и тихо прошептал: «Идите к Фоменко!» Кажется, это был Сергей Васильевич Женовач, но нам было на самом деле все равно.
Помню, что, когда вывесили списки поступивших, Ксения решила подшутить надо мной и сказала, что мы не поступили. Я расплакалась, решила на следующий год поступать на филфак, и только после этого Ксения рассказала мне правду. Я ее чуть не убила.

– А если бы вас взяли в один театральный вуз, а Ксению – в другой?
– Если бы Ксения поступила в один театральный институт, а я в другой, так и учились бы.

– Спектаклю «Волки и овцы», который стал одной из первых дипломных работ вашего курса, почти 25 лет. Какие остались воспоминания о репетициях?
– Третий курс. 39-я аудитория на режиссерском факультете, и знакомство с Петром Наумовичем Фоменко вплотную, потому что до этого у него с нами все-таки было общение на уровне разговоров. А тут он стал делать спектакль и учить нас ремеслу на примере пьесы «Волки и овцы».

– Что значит ремесло?
– Умение выстроить роль, чтобы не просто произнести слова с какой-то интонацией, а иметь право так сказать, оживить их и присвоить. Я думаю, что Петром Наумовичем были заложены в нас некие ориентиры и в театре, и в жизни. Они никуда не денутся. Это есть, и все тут. «Волки и овцы» – первый спектакль с Петром Наумовичем, как родовая травма. Может быть, поэтому он так долго и держится. Все, что заложено в спектакль Петром Наумовичем, до сих пор живет.

– В 1997 году вы с двухмесячной дочкой поехали с «Мастерской» на гастроли в Авиньон, где показывали «Волки и овцы». Как вы на это решились?
– Это была авантюра, но прекрасная авантюра. Мне, конечно, было очень сложно – кормить дочь, репетировать и играть спектакли одновременно. Это непросто. В 1997 году на Авиньонском фестивале был русский сезон, и «Мастерская Фоменко» играла четыре спектакля − «Волки и овцы», «Двенадцатую ночь», «Приключение» и «Месяц в деревне».

– Ваша дочь Надя несколько раз снималась в кино. Рассказывали, что она в 10 лет написала пьесу и собиралась ее поставить. Она сейчас занимается театром?
– История о пьесе – какая-то легенда. Она сейчас учится в Высшей школе экономики на специальности «международные отношения».

– Она довольна?
– Я довольна. (Смеется.)

– Вы играете в театре не только женственных героинь, таких как Маша в «Трех сестрах» или Молли в «Улиссе», но и смешного, нелепого Критика, Литературную необходимость – двойника Годунова-Чердынцева, главного героя спектакля «Дар». Этого персонажа нет в романе Набокова. Кто его придумал?
– Евгений Борисович Каменькович. Было необходимо найти некую форму повествования, соответствующую форме романа о литературе, поэтому и возникла мысль о критике. Подразумевалось, что это будет именно критик, окололитературный человек. Ну а внешний вид моего героя придумали мы вместе с художником. Нам был важен образ этой двойственности: Годунов-Чердынцев, наделенный даром, а рядом человек, которому это не дано, но который мечтает проникнуть в тайну гения. Литературный приживала. Они не могут друг без друга, хотя мой персонаж не реальный человек, а некая прагматичная часть мозга Федора Константиновича Годунова-Чердынцева. Много материала для этой роли взято из литературоведческих статей Набокова.

– Вам проще или сложнее репетировать с вашим мужем, Евгением Каменьковичем?
– Сложнее, потому что надо увеличивать дистанцию. 

– Двойственность, о которой мы говорили, есть и в пьесе «Амфитрион», – премьеру которой выпустил в «Мастерской» француз Кристоф Рок. Бог Юпитер, влюбившись в Алкмену, жену Амфитриона, приходит к ней в дом в его облике, с ним приходит Меркурий в облике слуги Созия. Почему у вас в этом спектакле сразу две роли?
– В «Амфитрионе» три женские роли – Алкмена, ее служанка Клеантида и небольшая роль Ночи. Алкмену играет Ксения, Клеантиду и Ночь – я. Во французском театре есть традиция, что Клеантиду и Ночь играет одна актриса.

– Значит, Ночь похожа на Клеантиду и обе они – на Алкмену, которую играет Ксения?
– Кристофу в этой пьесе интересны идея двойственности и весь этот морок, когда со всеми постоянно происходят подмены.

– В пьесе служанка Клеантида – характерный, комический персонаж. А в спектакле?
– Мне нравится направление, которое Кристоф предлагал нам на репетициях, хотя это непросто, потому что мы привыкли к одной манере работы, а у Кристофа все абсолютно иначе.

– Вы с Ксенией смотрите работы друг друга. Делаете ли вы друг другу замечания?
– Да, постоянно. Должна сказать, что замечания Ксении мне очень важны, я ими очень дорожу и прислушиваюсь. Не знаю, как она относится к моим замечаниям, но искренне могу сказать, что она мне помогает. Она многое понимает обо мне и может что-то точно подсказать.

– Раньше, когда в «Мастерской» работало всего 80 человек, атмосфера за кулисами была совсем другой. Сейчас в театре гораздо больше сотрудников, возникла какая-то новая энергетика. Сложнее работать в новой ситуации?
– Конечно, сложнее. В маленьком театре всегда проще: в нем существует энергия таких домашних взаимоотношений и на ней очень многое держится. Когда в театре работает много человек, невозможно существовать на этой энергии и энтузиазме. Нужен другой способ, требующий большей концентрации. По-другому строятся человеческие отношения, главное – иметь какую-то общую цель.

– Ваши роли в фильмах «Две зимы и три лета» по прозе Федора Абрамова или «Пелагея и белый бульдог» и многие другие сильно отличаются от ваших театральных ролей. Кино дает вам то, чего не может дать театр?
– Не знаю, я об этом не думала.

– Как вы выбираете фильмы, в которых будете сниматься?
– В первую очередь я выбираю интересный материал, хотя на самом деле очень разные бывают ситуации. Иногда выбираешь какой-то кинопроект, потому что нужны деньги. Бывает, что сценарий не нравится, но, если режиссер тебе интересен, соглашаешься. Очень по-разному бывает. Фильм «Две зимы и три лета» по романам Федора Абрамова грех было не выбрать: это отличный материал и замечательный режиссер Тэмо Эсадзе. Я, наоборот, даже напрашивалась в эту работу.

– В прошлом году вы записали диск, на котором читаете английские народные сказки для детей. Режиссером проекта была ваша старшая сестра Злата. Она вернулась в профессию?
– Злата это сделала лично для меня, чтобы мне помочь. И это было здорово. Вместе со мной сказки читает Анатолий Горячев, мой партнер по многим спектаклям. А музыку специально для нас написал тоже актер нашего театра Дмитрий Захаров. На самом деле, если бы времени было больше, я бы еще что-то придумала. Запись сказок достаточно трудоемкий процесс, и времени не хватает. В нашем театре столько прекрасных актеров, которые умеют работать с текстом и словом! Только сиди и записывай, ведь был когда-то такой формат – радиоспектакль. В детстве мы часами просиживали перед радиоприемниками, слушая разные постановки. Уверена, что и сейчас это не менее интересный жанр, чем прежде. Надо будет что-нибудь придумать и сделать.

Источник: журнал «Театральная афиша»