Покрутили тему ада

В «Мастерской Петра Фоменко», иногда позволяющей себе «Пробы и ошибки», вышел спектакль «Божественная комедия. Вариации» в постановке Юрия Титова. Автор инсценировки и режиссёр, он же взял на себя роль Данте, и эта работа удалась ему наилучшим образом. Именно Данте на протяжении всего пути смотрит на происходящее широко открытыми глазами, не столько ужасаясь сути, сколько не понимая, куда он попал и чего там напридумывал постановщик. Непостижимость «того света», хоть дели его на рай и ад (и неизвестно, что представить проще), хоть по какому-то другому признаку, побеждает. Она встаёт огромным, непреодолимым препятствием, за которое, может, и хочется заглянуть, но лучше не надо, пока ты чего-то такого не понял, что позволит говорить об этом осмысленно, а не подбирая на ходу камешки, которые можно пошвырять в эту стену, чтоб посмотреть, куда отскочит. И если вдруг тебе удастся что-нибудь познать, можно начинать относиться к этому и с юмором, и с иронией, не боясь оскорбиться в своих чувствах верующего или как-то задеть других. В случае «Божественной комедии» кажется, что не плохо бы понять самому, чтобы мочь рассказать другим, зачем тебе сегодня именно она, чем она тебя сегодня привлекла и заворожила, как осмыслилась. Без этого получается один большой аттракцион, в котором много чего придумано, более или менее удачно представлено, но ни грехи не страшны, ни наказание не пугает. Разве что дохристиан, хотя бы и Гомера и Фалеса, попавших в ад, жалко — у них не было никаких шансов, раз они не удосужились придумать концепцию христианства, ада и рая самостоятельно — могли бы избежать.

Анонс на сайте театра красив и обещает многое. «Величайшее произведение, венец средневековой литературы — Поэма Данте Алигьери, к которой применимы только превосходные степени (масштабная, титаническая, великая); Комедия, заслужившая у потомков эпитет „Божественная“ в знак признания её совершенства, в Мастерской Фоменко играется на расстоянии вытянутой руки, в пространстве Старой сцены, где границы между „залом“ и „сценой“ условны, а зрители оказываются фактически внутри разыгрываемой истории.  Поместив актёров и зрителей в единое, вытянутое наподобие готического храма пространство, создатели спектакля возвращают нас во времена средневековых мистерий, где библейская история словно бы творится на наших глазах, проживается здесь и сейчас. Здесь есть Добро и Зло, Грех и Раскаяние, и есть вопросы, на которые по ходу театрального действия все мы — актёры и зрители — вместе ищем ответы».

На деле с пониманием того, почему комедия — божественная, не складывается. О Добре, Зле, Грехе и Раскаянии не задумываешься, или тебе кажется, что всё несколько сложнее. Был ли в готическом храме, пространство которого обыгрывается, поворотный круг, и могли ли из-под него вылезать грешники, утратившие человеческий облик, можно обсуждать, но это эффектно, хоть в целом и ни о чём. По всем сторонам, к которым поворачивают наблюдателей, что-то разыгрывается, хоть и не одновременно, а последовательно. И пол выложен плиточкой в духе средневекового храма (не будем считать, что это благие намерения, которыми вымощена дорога в ад), и поверх неё зеркальные пластины — не то лужи, не то облака, то есть небеса. Как бы алтарь, как бы витраж, как бы ниши, как бы деревья. В своём бессилии (глобальном, не исполнительском) герои пытаются одновременно и быть с серьёзными лицами, и стать проще, расслабленнее. Для всех, кроме Данте, который в условном чёрном, придуманы простые костюмы, как бы из мешковины или из грубого полотна. Музыканты (и Беатриче) в чём-то древнегреческо-подобном, белом, хоть и почему-то с одним крылом, не до конца скрывающем современные ботинки и кроссовки.

Музыкальное оформление — Николай Орловский, который как раз никаких компромиссов не искал и оказаться непонятым не боялся. Он же исполнитель роли Вергилия, и кажется, он уже понимает больше других. Может, и остальные со временем лёгкость не сыграют, а почувствуют. Конечно, если что-нибудь поймут. Пока — пробы, ошибки, вариации. Но это тоже путь.

Источник: Театральный смотритель