Карэн Бадалов: «Во сне мы свободны»

Карэн Бадалов из тех «фоменок», кто в шутку называет себя стариками. Острый, парадоксальный актер, в чьем творческом багаже немало разноплановых ролей и четверть века кропотливой работы с Петром Наумовичем Фоменко.
После кончины мастера Карэн в премьерных постановках театра занят не был. Недавно прервал «молчание», сыграв в спектакле Ивана Поповски «Сон в летнюю ночь» сразу две главные роли. Его Тезей и Оберон кажутся одной персоной в двух разных пространствах – мудрым, ироничным, немного усталым властелином людей и природы.

– Карэн, вы играете двух разных людей или одного и того же человека, пребывающего и во сне, и наяву?
– Конечно, это два разных человека. Но так как играю я один, то и ипостась одна. Менять голос, сипеть мне совсем не хотелось, хотя это тоже возможно. Просто такой задачи не было.

– В спектакле есть подсказка: герцог афинский Тезей смотрит представление ремесленников в тот же бинокль, в который царь эльфов и фей Оберон наблюдал за лесной неразберихой.
– Это такая театральная игра: в этой пьесе нет никаких границ и все возможно. Реализация бескрайних фантазий ограничена только актерскими и режиссерскими возможностями. Меня увлекает Шекспир, и эта пьеса всегда нравилась. Хорошо, что Иван Поповски за нее взялся. Изначально я готовился к другой роли – Питера Клина из компании ремесленников. Но Иван попросил попробовать Тезея и Оберона. Я согласился.

– Что-то пришлось преодолеть?
– Знаете, после смерти Петра Наумовича я отношусь к театру достаточно безалаберно: прекрасно понимаю, что никаких открытий для меня в актерской профессии уже не будет. Петр Наумович – великий человек, учитель. Единственный, кто ставил в тупик, заставлял внутренне трудиться. Сейчас никто в тупик не ставит. Только автор пьесы может дать какую-то новизну.
Мы взяли очень хороший перевод Осии Сороки, очень близкий к Шекспиру по ритму, смыслу. Почти везде белый стих. Поначалу этот перевод казался даже немножко корявым. У Щепкиной-Куперник все хорошо, радостно, у Лозинского поэтично, красиво. А этот перевод совсем другой: очень сложный, емкий, мощный, очень жесткий, непривычный для нас. Текст тяжело учился, но давал возможность неожиданных акцентов в роли, и, может быть, благодаря этому что-то стало получаться. По крайней мере на мою работу этот перевод повлиял очень сильно.
Во сне происходит все, что угодно, не правда ли? Во сне мы не оцениваем, что происходит, – мы действуем. Пьеса об этом. Там почти никто ничего не оценивает. Все сразу влюбляются, потом влюбленность вдруг исчезает. Все случается моментально. Только в финале герои пытаются выяснить, что это было.

– Удивительная сказка для взрослых – большая редкость в современном театре. Как вы считаете, это побег от действительности или, наоборот, приближение к реальности через причудливую форму?
– Сон – это действительность? Или жизнь – действительность? Почему, когда нам снится что-то особенное, мы очень долго это вспоминаем? Ищем соответствия в жизни, верим вещим снам? Так, может, сон для человека с философской точки зрения глубже, чем явь? Может, человек хочет такого восприятия? В повседневной жизни много сил отнимает быт, на работе часто рутина. А во сне мы свободны так, как никогда. Надеюсь, что и в нашем спектакле есть моменты такой свободы самовыражения, полет мысли, выплеск эмоций. Может, именно поэтому спектакль складывается и публике нравится. А для меня «Сон в летнюю ночь» – первая работа после ухода Петра Наумовича, близкая к тому театру, который был при нем, по стилистике, ансамблю, попытке разбора.

– Как рождался этот спектакль?
– Очень сложно, как и всякий спектакль, – в муках, выяснениях отношений. И технически он невероятно сложный: очень много работы у монтировщиков. Но все, кто смотрит из зала, говорят, что действие выглядит безумно красиво, легко и достаточно свободно.

– В «Сне в летнюю ночь» у вас очень гармоничный дуэт с Галиной Тюниной.
– Мы с Галей играем вместе с 1988 года. Мы понимаем друг друга с полуслова, советуемся, предлагаем друг другу какие-то ходы, акценты в роли.

– Как сложился ансамбль спектакля, ведь в нем занято много молодых актеров?
– На них сильно повлияла работа со стариками, в основном с Кириллом Пироговым. Он просто отдал себя «на заклание» и работал с ними с утра до вечера со стихом, учил, как сохранить стих, не потеряв мысли. Кирилл очень много вложил в эту педагогическую работу, да и мы все, старики, волей-неволей стали педагогами. Пытаемся поправлять, что-то свое внушать молодым коллегам. Они молодцы! Беззаветно работали, очень сильно раскрылись. Пока, конечно, им не хватает опыта. Петр Наумович вложил в нас профессию так глубоко, что уже не вытравить. У молодых этого пока нет, им приходится долго, мучительно проходить то, что мы уже давно прошли. Но за этим интересно наблюдать. К тому же я заражаюсь их бесшабашностью. В студенчестве мы были такими же, а теперь уже слишком… прикрыты, что ли… А они еще нет.

– В «Мастерской Фоменко» есть творческая лаборатория «Пробы и ошибки», где актеры показывают самостоятельные работы. Собираетесь предложить что-то свое?
– Можно сделать что-то, показать. Но зачем? Предлагать то, что я как актер хотел бы сыграть, – неверный ход. Если я очень что-то хочу сыграть – значит, у меня есть ложное ощущение, как это надо делать.

– Почему ложное?
– Потому что актеры – лжецы. И очень тщеславны. Почти все хотят сыграть великую роль, чтобы запомниться на века. Когда актер говорит: «Я хочу, очень хочу сыграть такую-то роль» – он для нее еще не созрел.

– А как вам работалось с Иваном Поповски – режиссером «Сна в летнюю ночь»?
– Иван в этом смысле молодец, он поразил меня своим терпением и повел себя как очень мудрый человек: иногда спорил, иногда терпел актерские выкрутасы. Он очень хороший постановщик. Очень! Если надо сделать красиво, лучше Вани не сделает никто. Иван Поповски, группа стариков, молодые актеры – очень правильное сочетание!