Взрослые игры

Ничем другим, кроме давней дружбы режиссера Фоменко и актрисы Максаковой, появление спектакля «Как жаль» объяснить нельзя. Начиная с антрепризного, общефилософского названия и заканчивая интригующе поздним началом в 22 часа, все в этом спектакле необязательно и претенциозно. Почему актриса выбрала для моноспектакля-бенефиса новеллу Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине», понятно — она позволяет поплакать о нелегкой доле замужней дамы, продемонстрировать отменную физическую форму при смене нарядов прямо на сцене и подразумевает деликатное присутствие элегантного красавца рядом (Максим Литовченко).

В центре застеленной ковром сцены в кресле сидит закрывшийся газетой El Pais мужчина и в ответ на все ламентации жены, затеявшей Большой Разговор в состоянии великого женского Некстати, только и бормочет: «Мамочка! Душечка!» Вообще-то они одеваются на свою серебряную свадьбу, где «соберутся все, кто хоть что-нибудь значит в этой стране. Все, кроме бедных» и где «будет алкоголя на сумму, достаточную для решения жилищной проблемы». Но она вдруг решила поговорить, и забравшись в попугайскую клетку, занавешенную траурными полотнами, кричит оттуда: «А жизнь-то прошла к чертям собачьим!», и не помогают огуречные маски и компрессы из плаценты, потому что это не кожа старится, а что-то непоправимое происходит с душой. Мужу, конечно, интереснее El Pais. Это здоровая реакция: и отповедь, и исповедь мужчина воспринимает как упреки и спешит укрыться. Жаль, зрителю некуда скрыться от этой явной неудачи — выбранная к постановке новелла Маркеса — не лучший его текст, местами он сентиментален до пошлости, а высказывание актрисы на тему «жизнь прошла, а я любила паразита» недотянуло до художественного.

Другой спектакль — «Самое важное» уходит корнями в те времена, когда «фоменки» были совсем молоды и абсолютно прекрасны, не было у них еще своего театра, а был студенческий спектакль «Школа для дураков» по одноименной книжке Саши Соколова в постановке Евгения Каменьковича, и играли в нем юные и прекрасные Полина Агуреева, Инга Оболдина и Михаил Крылов. С тех пор актеры «Мастерской» стали небожителями, но тяга «фоменок» к постановке и разыгрыванию странных и волшебных текстов осталась. Вот и решил Евгений Каменькович сделать Сашу Соколова из Михаила Шишкина. Сюжеты в «Венерином волосе», по которому сделан спектакль, слоятся, как пирожное пти-фур, крошки разлетаются на ветру по залу в течение четырех часов.

Основных сюжетов два. Воспоминания о минувшей любви переводчика (Иван Верховых) в швейцарском приемнике беженцев: они проходят под политической картой мира, иглами исколоты страны, чьи жители мечтают засыпать под перезвон колокольчиков швейцарских коров. Второй сюжет — разыгранные Мадлен Джабраиловой дневники певицы Изабеллы Юрьевой, особенно актрисе удалась старость певицы. Два побочных сюжета цементируют действие. История беженцев (фальшивая игра Михаила Крылова и Галины Кашковской), пытающихся обмануть иммиграционную службу. «Какая разница, с кем это случилось. Мы станем тем, что говорим. Мысль о реке есть сама река», — умоляют они главу иммиграционной службы. «В рай все равно никого не пустят», — сурово отрезает им Томас Моцкус, одетый, как бог, в глубокое долгое белое, и сдвигает за собой проемы между четырьмя красными кубами, образующими швейцарский флаг.

И воспоминания толмача об учительнице биологии Гальпетре в огромном мохеровом берете и с похабным рисунком учеников на спине (ее нежно и умно играет Ксения Кутепова). Но что бы или кого бы ни изображали актеры, на самом деле они вместе со зрителем ищут «самое важное». «Где вы? Не потеряйтесь, идите за мной. Я покажу вам в этом мимолетном городе самое важное. Я покажу вам травку-муравку», — кричит гид (Рустэм Юскаев) Гальпетриным ученикам, радостно заблудившимся в нежных сумбурных зарослях «Венериного волоса» и там, под масками персонажей, догадывающимся, что они сами есть эта травка-муравка на театральной карте страны.