Стихи на сцене

Не претендуя на исследование «поэзия в современном театре», журналист, актриса и режиссер Ирина Михайловская проследила взаимосвязь между лучшими постановками, где звучит поэзия, и рассказала личную историю, из которой отчасти выросла новая волна чтения стихов в театре.

Считается, что процент людей, читающих стихи, примерно одинаков во все времена – 2-3 %, говорят. Но когда я вижу переполненную аудиторию Политехнического – и в хронике 60-х, и во времена «Политеатра», когда мои друзья месяцами вылавливают билеты на поэтические спектакли, когда на чтения в кафе «Дом 12» приходит втрое больше народу, чем может вместить двор, – мне кажется, этот процент гораздо выше. Может, я выдаю желаемое за действительное, потому что имею непосредственное отношение к поэзии на сцене? Говоря о стихах в театре, я могу быть пристрастной, но ни в коем случае не равнодушной.
Сила воздействия поэтического слова сама по себе велика, сцена же может усилить его многократно. А может – сфальсифицировать, извратить, уничтожить. Вот почему «актерское чтение» бывает таким ужасным: человек на сцене стремится сыграть каждое слово, показать, как умеет, эмоцию – и затаптывает смысл, музыку, душу стихотворения. Это вовсе не означает, что допустимо лишь хрестоматийное прочтение. В театре воз-можно все, только если есть понимание и талант.
На лучшие спектакли «Мастерской Петра Фоменко» попасть непросто, но на «Рыжего» – невозможно. Его играют всего на 60 зрителей, ряды выстроены амфитеатром, который поворачивается вокруг своей оси, останавливаясь то перед скамейкой в городском парке, то перед балконом женского общежития – это Екатеринбург-Свердловск, родина Бориса Рыжего – красавца, пьяницы, боксера, геофизика и, главное, одного из лучших русских поэтов конца ХХ века, покончившего с собой в 2001-м, когда ему было 26.
Персонажи спектакля: проводницы, работяги, бандиты, милиционеры и поэты – Рыжего играют пять актеров. Фоменки – мастера всяческих тонкостей, и им удается балансировать на грани гротеска, их игра не заслоняет пронзительных стихов.
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, –
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная –
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.

Ни капли пафоса, но – на разрыв души, как и положено работать стихам в театре.
Из недавнего прошлого удавалось это только знаменитой «Таганке». И если можно жалеть о чем-то, что не суждено было увидать, то мне искренне жаль, что я не видела легендарных спектаклей: «Антимиры», «Павшие и живые», «Послушайте». И в записи их не осталось – ни одного. Всякого мусора театрального полно, а их нет.
В фоменковском «Рыжем» – пять Рыжих, а в таганском «Послушайте» действовало пять Маяковских, вот как рассказывает об этом В. Б. Смехов в книге «Золотой век Таганки (восемь вечеров)»: «…без претензий на сходство, без грима и подражания манерам, пять граней характера поэта… В. Золотухин похож на Пьеро в синем балахоне – это лирический, ранимый Маяковский. Б. Хмельницкий – это футурист-романтик в желто-черной полосатой кофте. Я играл печального поэта-философа, почти фаталиста. Высоцкий – взрывного бунтаря, в распахнутой белой рубашке и с бильярдным кием в руке. В. Насонова (пятого из нас) Любимов хотел видеть предельно молчаливым созерцателем событий, как бы Маяковский последних лет, с больным горлом».
Когда слушаешь рассказы Смехова – понимаешь, как это было удивительно точно. Мне повезло в свое время встретиться с человеком, который именно так чувствует и знает стихи и которому хватает энтузиазма и таланта выводить современную поэзию на большую сцену. Это Эдуард Бояков – отец-основатель премии «Золотая маска», театров «Практика» и «Политеатр», а ныне – ректор Воронежской академии искусств.
В начале 2000-х я брала у него интервью: мы сидели в ресторане «Пушкин» и вдруг заговорили о стихах – Бояков прочел Бродского, «Любовную песнь Иванова», дальше мы что-то прочли практически хором – и интервью было забыто. Все оставшееся время мы проговорили о стихах, о том, как это здорово или, как теперь говорят, «духоподъемно» – читать стихи не только себе, но и вслух, в кругу единомышленников. И круг этот незамедлительно сложился – недели через две я получила от Эдуарда приглашение в гости на поэтический вечер. Причем тогда, в жирные, гламурные, нефтяные нулевые это казалось (и было) именно что прошлым веком в буквальном смысле.
Но мы пришли, и было все как в школьно-студенческой юности наших ровесников: полумрак, все сидят на полу, потягивают вино и читают стихи – и было это так хорошо, что стало повторяться регулярно, с разным составом гостей и разной тематикой вечеров, а когда Эдуард Бояков открыл театр «Практика», стихи стали звучать там: представляли книги разных поэтов, а каждое 30 января устраивали вечер памяти Бродского.
Осенью 2009 года Эдуард сделал мне предложение невиданной щедрости – участвовать сразу в трех поэтических спектаклях – «Стихи о любви» – по стихам Веры Полозковой, Елены Фанайловой и Веры Павловой. Мы показали их на фестивале в Перми, а потом спектакли вошли в репертуар «Практики». К пермскому фестивалю «СловоNova» мы готовили их буквально за несколько дней, и это были самые счастливые дни моей жизни. Несмотря на приличную карьеру в глянцевых журналах, два главредства и т. п. – когда я репетировала эти три спектакля, я поняла, что настоящая моя реализация именно тут.
«Стихи о любви. Вера Полозкова» – для многих стали потрясением, потому что воздействие этого поэта на неподготовленную публику вполне термоядерно, баталии и страсти вокруг нее кипят, но это все пустое. А стихи ее – настоящее.
Потом был спектакль по ее стихам – «Избранные», в «Политеатре». Но Политех закрыли на ремонт, Бояков уехал в Воронеж, а я больше года думала – как бы продолжить эту линию. И вот – Центр им. Мейерхольда, ноябрь 2014. Предпремьерные показы «Вера Полозкова. Короткий метр» в постановке Руслана Маликова. На сцене – огромный экран и постоянное кино, поэтому и «короткий метр». Из отзывов о спектакле «Вера Павлова. Стихи о любви»: «Какие вы смелые», «Будто я оказалась среди своих, но взрослых, которые ничего не стесняются». Этот спектакль уже пережил реинкарнацию, сперва мы его играли в «Практике», потом переделали, и новый спектакль с тем же названием вышел в «Политеатре». На сцене – пять женщин: юная, пожилая, счастливая, трагическая и ироничная – говорят о поцелуях, о сексе, о родах, изменах, смерти и любви.
«Стихи о любви. Елена Фанайлова» – самый сложный из трилогии, стихи Фанайловой даются не сразу, и слушать их – настоящая работа. Но вот «Лена и люди», где Лена-поэт знакомится с Леной-продавщицей ночного магазина, – одно из тех стихотворений, что никогда и никого не оставляет равнодушным.
«…Подпишите, говорит. 
Елене, пишу, от Елены.
Отдаю со страхом.
Несколько дней не смотрит в глаза.
Потом как-то народу не было,
Говорит: ну, прочитала я вашу книжку.
Ничего не понятно».
Мы с моей подругой и коллегой, художником Алисой Меликовой, с которой выпустили уже не один спектакль, внимательно смотрим, что еще делают с поэзией на московских сценах. Три года назад на «Винзаводе» студенты Кирилла Серебренникова играли «Красную ветку» – спектакль по стихам современных поэтов: в темноте юноши и девушки подходили к зрителям, брали за руку, шептали стихи на ухо, вели в другие помещения. .. По жанру это было похоже на «бродилку», как «Норманск» студентов Брусникина. Весной «Седьмая студия» выпускает в «Гоголь-центре» «Хармса», и, думаю, это будет нечто обязательное к просмотру.
Новый спектакль в центре драматургии Казанцева «Возмездие» – спектакль-медитация, молитва, откровение – именно так о нем пишут. Поставил его загадочный Клим, а поэму Блока на протяжении четырех с лишним часов поет актриса Ксения Орлова. Еще хочется увидеть «#сонетышекспира» в Театре Наций — этюды о неизбежности смерти в постановке молодого талантливого режиссера Тимофея Кулябина.
В день, а вернее, час, когда я начала писать этот текст о поэзии и театре, биржевой курс евро достиг исторической отметки 100 рублей. Забавно, что весь этот безумный 2014 год я постоянно думаю о событиях почти столетней давности, о Москве и Петербурге 1918–1920-х: «Цех поэтов», «Дом искусств», литературные и театральные студии, Цветаева, Одоевцева и все они, такие прекрасные, а вокруг – голод, террор и хаос. Думаю – и отчетливо понимаю, что в этом факте – процветания искусств в тяжелые времена – нет противоречия, а есть, напротив, логика. Только стихи, музыка и театр спасают от тревоги и мрака, от разрухи в головах. Это наш дзен, наша отдушина. Не читайте новости. Читайте стихи.