Очень маленький Толстой

«Война и мир. Начало романа. Сцены» — новый спектакль «Мастерской П. Фоменко» надо смотреть не сейчас. Фоменко занимается театральной магией, и она не должна быть понятна: волшебство не может быть объяснимо, иначе оно превратится в фокус. Пройдет месяц, и спектакль задышит; его несколько раз покажут публике — и он оживет: то, что придумал режиссер, наполнится иронией, нежностью и трепетом, и даже у самых скептических зрителей к горлу будет подкатывать комок. А может быть, этого и не произойдет: и нежность, и трепет пока что по большей части приходится предполагать.
Роман Толстого огромен, и Фоменко разъял его на маленькие, обжитые мирки — столкновение народов и императорских воль служит рамкой для частных историй. «Сцена в салоне Шерер», «Андрей и Пьер», «Пари», «Ростовы, Безуховы», «Как он плох!» — спектакль складывается из сцен, где Галина Тюнина играет и Шерер, и княжну Марью, а Карен Бадалов становится то виконтом де Мортемаром, то князем Николаем Андреевичем Болконским. Театр не инсценирует «Войну и мир», намертво превращая своих актеров в героев романа, а легко и свободно читает текст, предлагая к нему свой образный комментарий: когда сцена в салоне Шерер подходит к концу, князь Андрей и Пьер продолжают разговор, подхватив на плечи и саму Анну Павловну, и умного французского виконта. Те свисают у них с рук, как огромные манекены, а Андрей Казаков и Илья Любимов обсуждают своих недавних собеседников и в такт разговору поворачивают, рассматривая, виконта и Анну Павловну.
Здесь есть и юмор, и, как всегда у Фоменко, домашняя теплота — обычная жизнь, воссозданная на сцене с редким совершенством, завораживает богатством оттенков и человеческих обертонов. В сцене именин самоценной становится картина домашнего безуховского праздника с фальшивым пением, неловким танцем и трогательно-неумелой пантомимой. А битвы народов, о которых шла речь в прологе, для этого спектакля не слишком важны — по-настоящему Фоменко интересует лишь то, что происходит между людьми.
И тут — в сцене «Письма», когда Жюли Карагина (Ксения Кутепова) читает письмо княжне Марье, нежно улыбаясь портрету императора Александра, строя козу Наполеону, кокетничая, простодушно хитря, говоря милые глупости; когда княжна Марья Галины Тюниной оглядит свою пустую комнату и стыдливо запахнет ночную рубашку; когда Ксения Кутепова, играющая и жену князя Андрея, с вежливым ужасом подивится уму своего страшного свекра, спектакль бесподобен. Но здесь же заключена его основная слабость.
За сценой все равно присутствует роман — с его сюжетными линиями, мотивировками, грандиозным идейным размахом. Режиссер разбил этот колоссальный дом на маленькие квартирки, населил их и обустроил — и несовпадение масштабов книги и спектакля ощущается как его недостаток. И пусть Фоменко назвал спектакль «сценами», пусть свои режиссерские намерения он выразил точно и ясно, его спектакль все же кажется чересчур камерным по отношению к Толстому — то, что осталось за сценой, напоминая о себе, разрушает уютный и маленький мирок.
Дело в стилистике: акварель Фоменко не совпадает с голосом Толстого, и режиссерский прием, который должен ввести в спектакль угрожающую покою его героев, не знающую жалости Историю, кажется чужеродным и повисает в воздухе. Описать его сложно, Фоменко, как всегда, использует изощренную режиссерскую светотень: два-три штриха — и зрители должны плакать. Песенка про спящего в сырой земле Мальбрука, звучащий рефреном припев «миронтон, миронтон, миронтон», князь Андрей, вытянувшийся в вертикально стоящей раме из-под зеркала: на голове медный таз Дон Кихота, лицо побледнело, как у покойника, — спектакль трогал и умилял, а теперь в него шагнула смерть, и пришла пора слез…
Но реакции, на которую рассчитывает режиссер, нет: его работа еще не ожила, не задышала, и прием остается приемом — не срабатывая, он становится очевиден, и это вызывает неловкость. «Войну и мир» обязательно надо пересмотреть: в том, как будет меняться спектакль и на место уюта и теплоты, которых здесь явно переложено, придут жесткость и ирония, есть своя интрига — тем, кто любит и ценит хороший театр, это будет интересно.
А может быть, в «Войне и мире» не изменится ничего — и тогда в «Мастерской П. Фоменко» станет одним очень хорошим спектаклем меньше.