Оля Оля
Ольга Мухина молодой драматург, родилась и живет в Москве. Недавно театр «Мастерская П. Фоменко» поставил ее пьесу «Таня-Таня» (она напечатана в пятом номере журнала «Драматург» за 1995 год).
Перед вами интервью, которое Ольга Мухина дала частично до, а частично после премьеры, состоявшейся 20 января.
Корреспондент. Оля, многие драматурги сейчас переходят на прозу. Что тебя держит в драматургии?
О. М. Пьесы очень люблю. Ничего другого писать не хочется. Никогда в жизни не писала стихов, очень давно маленькие рассказы, но теперь не люблю их, а от пьес получаю удовольствие.
Корр. Я знаю, что ты поступала в Литинститут с «пьесой не для театра».
О. М. В приемной комиссии думали, куда же меня отправить на прозу или на поэзию, но их все-таки смущало, что слева было написано, кто говорит, а справа что. Ректор института Е. Сидоров, когда меня уже никуда не брали, сказал: «Записывайте ее на мой семинар критики. Мне это нравится». Я думаю, если бы в институте был художественно-оформительский факультет, меня бы туда, наверное, приняли, так как пьеса была еще и с картинками. В результате переговоров я все-таки попала на факультет драматургии Ю. Ф. Эдлиса и в знак глубокой благодарности написала красивую пьесу про деревню без запятых на сто двадцать две страницы. Юлий Филиппович был в ужасе. Сказал, что это кривая дорожка в литературу.
Ну а я так и иду по ней до сих пор.
А с театром отношения стали завязываться уже гораздо позже. Министерство культуры проводило театральную Лабораторию на базе Пензенского драматического театра, и тамошние артисты представляли мою «нетеатральную» пьесу «Любовь Карловны». Я посмотрела спектакль, и мне так понравилось┘ Такие дни были счастливые, что по приезде в Москву я стала писать пьесу специально для «лаборантов», но, к сожалению, все они разъехались по городам и весям.
Корр. Твои пьесы очень необычны по форме. Мужчины и женщины ходят по стенам и мебели, уменьшаются так, что их можно положить в спичечный коробок и выкинуть в окно. Ты не сковываешь пьесу ремарками. Подобная непривязанность к возможностям театра придает тексту особую легкость, неопределенность, зыбкость. Но отчего это: ты не любишь театральной материи, она тебе мешает? Кажется, по твоим пьесам легче снимать кино, чем ставить спектакль.
О. М. Я себе прекрасно представляю, как должно выглядеть то, о чем я пишу. Но мне как-то неловко писать режиссеру, куда персонаж должен пойти и на что сесть. Режиссеры сейчас предпочитают работать с романом можно поставить, как хочется, все в их руках, а с пьесой без указаний они почему-то теряются. Да стойте себе на голове, если хотите. Мне важно, каким голосом, с какой интонацией говорят мои герои. Звук важен, музыка. Мне интересны любые интерпретации моих пьес. Можете хоть текст менять; и если я слышу свое согласна на это. И еще замечу: между театром и драматургом отношения строятся, как между мужчиной и женщиной.
Корр. Судя по твоим пьесам, у тебя богатое воображение.
О. М. Иногда я иду по улице и слышу разговор, которого, понимаю, не может быть. Как-то еду в автобусе и вдруг слышу за спиной женское: «Сыночек, а где же счастье?». Пронзительно так. Оборачиваюсь ни одной женщины.
Корр. Конфликт твоих пьес «любит не любит». А что же для тебя значит «современная пьеса»?
О. М. У каждого свои понятия о современности. И пьесы у всех разные. Как и понятия о жизни. Грустно только, когда человек старался, писал пьесу про Белый дом, а сейчас это никому не нужно.
Корр. Я слышала, что «Таню-Таню» ставят во Франции┘.
О. М. Да. Как-то она оказалась очень французской по настроению.
Корр. Твоя пьеса побывает в Париже раньше тебя.
О. М. Пьесам проще.
Корр. Предлагаешь ли ты свои пьесы театрам?
О. М. Официально нет. Все происходит как-то само собой. Я верю: те, кому суждено встретиться, обязательно встречаются.
Корр. А хотелось ли тебе когда-нибудь самой поставить пьесу?
О. М. Еще нет. Вокруг столько людей, которые могут это сделать гораздо лучше меня, да и потом мне интересно посмотреть, что же может из моей пьесы получиться. Ведь хороший спектакль подарок драматургу. А зачем делать подарки самому себе?
Корр. Как складываются твои отношения с Мастерской П. Фоменко?
О. М. Мне очень нравится этот театр. Нравятся те люди, которые там работают. Им было, наверное, непросто решиться ставить такую пьесу, ведь сейчас в театре мало кто рискует. И я им очень благодарна. Хожу на все спектакли. У меня в первый раз такое!
Корр. Что пишешь сейчас?
О. М. Пишу пьесу о Москве. Каждую пьесу пишу как последнюю: «ну, здесь я уже все сказала». Все четыре мои пьесы о любви к человеку по фамилии Иванов. А сейчас я поняла, что любовь к Москве это последнее, в чем я могу всем признаться. Всегда любила Москву. Хочу, чтобы моя любовь к Москве так раскрасила этот город и так свела с ума всех, кто здесь не был, чтобы весь мир закричал: «В Москву! В Москву!»
Перед вами интервью, которое Ольга Мухина дала частично до, а частично после премьеры, состоявшейся 20 января.
Корреспондент. Оля, многие драматурги сейчас переходят на прозу. Что тебя держит в драматургии?
О. М. Пьесы очень люблю. Ничего другого писать не хочется. Никогда в жизни не писала стихов, очень давно маленькие рассказы, но теперь не люблю их, а от пьес получаю удовольствие.
Корр. Я знаю, что ты поступала в Литинститут с «пьесой не для театра».
О. М. В приемной комиссии думали, куда же меня отправить на прозу или на поэзию, но их все-таки смущало, что слева было написано, кто говорит, а справа что. Ректор института Е. Сидоров, когда меня уже никуда не брали, сказал: «Записывайте ее на мой семинар критики. Мне это нравится». Я думаю, если бы в институте был художественно-оформительский факультет, меня бы туда, наверное, приняли, так как пьеса была еще и с картинками. В результате переговоров я все-таки попала на факультет драматургии Ю. Ф. Эдлиса и в знак глубокой благодарности написала красивую пьесу про деревню без запятых на сто двадцать две страницы. Юлий Филиппович был в ужасе. Сказал, что это кривая дорожка в литературу.
Ну а я так и иду по ней до сих пор.
А с театром отношения стали завязываться уже гораздо позже. Министерство культуры проводило театральную Лабораторию на базе Пензенского драматического театра, и тамошние артисты представляли мою «нетеатральную» пьесу «Любовь Карловны». Я посмотрела спектакль, и мне так понравилось┘ Такие дни были счастливые, что по приезде в Москву я стала писать пьесу специально для «лаборантов», но, к сожалению, все они разъехались по городам и весям.
Корр. Твои пьесы очень необычны по форме. Мужчины и женщины ходят по стенам и мебели, уменьшаются так, что их можно положить в спичечный коробок и выкинуть в окно. Ты не сковываешь пьесу ремарками. Подобная непривязанность к возможностям театра придает тексту особую легкость, неопределенность, зыбкость. Но отчего это: ты не любишь театральной материи, она тебе мешает? Кажется, по твоим пьесам легче снимать кино, чем ставить спектакль.
О. М. Я себе прекрасно представляю, как должно выглядеть то, о чем я пишу. Но мне как-то неловко писать режиссеру, куда персонаж должен пойти и на что сесть. Режиссеры сейчас предпочитают работать с романом можно поставить, как хочется, все в их руках, а с пьесой без указаний они почему-то теряются. Да стойте себе на голове, если хотите. Мне важно, каким голосом, с какой интонацией говорят мои герои. Звук важен, музыка. Мне интересны любые интерпретации моих пьес. Можете хоть текст менять; и если я слышу свое согласна на это. И еще замечу: между театром и драматургом отношения строятся, как между мужчиной и женщиной.
Корр. Судя по твоим пьесам, у тебя богатое воображение.
О. М. Иногда я иду по улице и слышу разговор, которого, понимаю, не может быть. Как-то еду в автобусе и вдруг слышу за спиной женское: «Сыночек, а где же счастье?». Пронзительно так. Оборачиваюсь ни одной женщины.
Корр. Конфликт твоих пьес «любит не любит». А что же для тебя значит «современная пьеса»?
О. М. У каждого свои понятия о современности. И пьесы у всех разные. Как и понятия о жизни. Грустно только, когда человек старался, писал пьесу про Белый дом, а сейчас это никому не нужно.
Корр. Я слышала, что «Таню-Таню» ставят во Франции┘.
О. М. Да. Как-то она оказалась очень французской по настроению.
Корр. Твоя пьеса побывает в Париже раньше тебя.
О. М. Пьесам проще.
Корр. Предлагаешь ли ты свои пьесы театрам?
О. М. Официально нет. Все происходит как-то само собой. Я верю: те, кому суждено встретиться, обязательно встречаются.
Корр. А хотелось ли тебе когда-нибудь самой поставить пьесу?
О. М. Еще нет. Вокруг столько людей, которые могут это сделать гораздо лучше меня, да и потом мне интересно посмотреть, что же может из моей пьесы получиться. Ведь хороший спектакль подарок драматургу. А зачем делать подарки самому себе?
Корр. Как складываются твои отношения с Мастерской П. Фоменко?
О. М. Мне очень нравится этот театр. Нравятся те люди, которые там работают. Им было, наверное, непросто решиться ставить такую пьесу, ведь сейчас в театре мало кто рискует. И я им очень благодарна. Хожу на все спектакли. У меня в первый раз такое!
Корр. Что пишешь сейчас?
О. М. Пишу пьесу о Москве. Каждую пьесу пишу как последнюю: «ну, здесь я уже все сказала». Все четыре мои пьесы о любви к человеку по фамилии Иванов. А сейчас я поняла, что любовь к Москве это последнее, в чем я могу всем признаться. Всегда любила Москву. Хочу, чтобы моя любовь к Москве так раскрасила этот город и так свела с ума всех, кто здесь не был, чтобы весь мир закричал: «В Москву! В Москву!»
Елена Ковальская, «Дом актера, № 1-2», 02.1996
- Кто боится женской любви?Маруся Карабасова, «Московский Комсомолец», 22.12.1996
- В тени утраченного раяОльга Игнатюк, «Культура», 14.12.1996
- Вот парадный подъезд┘Мария Седых, «Литературная газета», 4.12.1996
- Бесстрастный этюдГригорий Заславский, «Независимая газета», 3.12.1996
- ПолупасторальИрина Глущенко, «Дом Актера», 12.1996
- «Месяц в деревне»«Домовой, № 12», 12.1996
- «Фоменки» выходят в большую жизньРоман Должанский, «Коммерсант», 11.11.1996
- И всюду страсти роковые┘Татьяна Исканцева, «Куранты», 6.11.1996
- Архаичная рок-опера и современный XIX векДина Годер, «Итоги», 5.11.1996
- Пасторальный этюд о страстиЕлена Николаева, «Новое время», 4.11.1996
- «Дать волю┘»«Экран и сцена, № 46», 11.1996
- Месяц в селе СтепанчиковоАлла Иванова, «Век, № 44», 11.1996
- «Месяц в деревне» новая работа Сергея ЖеновачаАлена Солнцева, «Огонек, № 44», 11.1996
- «Две женщины» нового времениНина Агишева, «Московские новости, № 44», 11.1996
- «Фоменки» в поисках истины и сценыОльга Фукс, «Вечерний клуб», 29.10.1996
- Без скидокАлена Злобина, «Общая газета», 24.10.1996
- «И всюду страсти роковые┘»Майя Карапетян, «Вечерняя Москва», 23.10.1996
- Тургеневские девушки вечны, потому что они верны«Комсомольская правда», 22.10.1996
- Комедия здесь и сейчасОльга Горгома, «Сегодня», 18.10.1996
- Молодой месяцЛариса Юсипова, «Коммерсант», 10.10.1996
- Дебют Ольги МухинойДжон Фридман, «“Moscow Times”», 26.07.1996
- Пространство людей и салатовЕкатерина Сальникова, «Московский наблюдатель, № 3-4», 04.1996
- Четырнадцать песен о странностях любвиЕлена Губайдуллина, «Культура», 30.03.1996
- Двадцать пять пудов любвиЕлена Кочетова, «Вечерняя Москва», 12.03.1996
- Шампанское, вальс и крушение судебНаталия Колесова, «Российские вести», 1.03.1996
- Человеческое сердцеИрина Силина, «Экран и сцена, № 13», 03.1996
- Яблоневый сад«Экран и сцена, № 13», 03.1996
- «Таня-Таня» Ольги Мухиной в Мастерской Петра ФоменкоДжон Фридман, «“Moscow Times”», 14.02.1996
- «Бердслеобразность мой девиз»Александр Соколянский, «Неделя, № 5», 02.1996
- Выбор критикаАлександр Соколянский, «Неделя, № 4», 02.1996
- Оля ОляЕлена Ковальская, «Дом актера, № 1-2», 02.1996
- В душе нашей странное естьОльга Горгома, «Сегодня», 27.01.1996
- Цветы запоздалые российского театра абсурдаЛариса Юсипова, «Коммерсант», 24.01.1996
- Четырнадцать песен о странностях любвиОльга Фукс, 1996