RuEn

Спектакль для двоих

Новая премьера «Мастерской Петра Фоменко»

«Семейное счастие», новый спектакль «Мастерской Петра Фоменко», поставлен по раннему роману Льва Толстого. Его мало кто читал, но пересказать толстовский сюжет в газете невозможно: немолодой человек полюбил молодую девушку, она прошла через светские искушения и сделала мужа несчастным. Потом героиня опомнилась: «Новое чувство любви к детям и к отцу моих детей положило начало другой, но уже совершенно иначе счастливой жизни┘»
Пересказ оборачивается пошлостью, за его рамками остается развитие толстовской мысли — но ведь роман пересказывает и основательно сжавший его театр. Рассуждения ушли, и их заменило дыхание жизни — она рождается прямо перед нашими глазами, возникает из пауз, актерских реакций, мимики, интонаций, неуловимого движения глаз. Ксения Кутепова и Сергей Тарамаев, на которых Фоменко поставил спектакль, ткут тончайшее театральное кружево, и его, в свою очередь, тоже тяжело описать.
Ну и что с того, что героиня, передернув обнаженными угловатыми плечиками, шарахнулась в сторону, а герой улыбнулся и потупился? Что в мило растянутой фразе, всплеске рук, игре встретившихся глаз, неуловимой улыбке, что в возникающем вокруг них плотном, насыщенном чувством эмоциональном поле? Это тонкие, летучие, плохо поддающиеся пересказу вещи — но наслаждение, которое приносит творящаяся прямо перед тобой, имеющая тройной эмоциональный план, более реальная, чем сама реальность, сценическая жизнь, велико. Театру подвластно то, чему нет аналогов в других видах искусства: персонажи проживают свои судьбы прямо перед тобой, и ты чувствуешь, что каждое мгновение в этом спектакле неповторимо. Он дышит, он живет, а завтра он, быть может, будет другим┘ В этом и заключается секрет настоящего театра, тайна живого, хрупкого, смертного, стремящегося к идеалу совершенства: темные окна, желтое пламя свечей, детские интонации Ксении Кутеповой, спокойные, всепонимающие глаза Сергея Тарамаева.
У Толстого все кончается хорошо. Герои прожили и пережили прежнее, не вполне чистое счастье, и пришли к новым радостям: теперь их счастье в детях, в ровной и дружной жизни без прежней, страстной и изматывающей любви. А у Фоменко все по-другому: на глазах у героини слезы, герой, собравшись было пошутить и напялив на голову закрывавшую заварочный чайник тряпичную куклу, трясется от рыданий. Это не семейное счастие, а семейная беда, и радостно улыбаться при виде этой сцены может только старая, ничего не понимающая гувернантка (Людмила Аринина). Жизнь — испытание, счастье — мираж; есть долг и терпение, а остальное от лукавого┘ Вот и все, но смысл спектакля, разумеется, шире.
Но в словах и даже в постановочных ходах он не выражен — смысл разлит в сиюминутной и зыбкой, не сводимой к жестким определениям ауре спектакля. Ксения Кутепова, актриса тонкого и нежного обаяния, здесь повторяется — за время своей профессиональной карьеры она наработала много штампов, и в «Семейном счастии» они, к сожалению, заметны. А Сергей Тарамаев, который в спектакле менее виден, практически безупречен: он сильный, наполненный, не нуждающийся во внешних приспособлениях артист, и те, кто был на «Семейном счастии», наверняка запомнят его яркие глаза и необычное лицо.
Это актерский спектакль, но его камерный, неброский характер не должен вводить в заблуждение — работа Петра Фоменко живо напоминает о золотых временах русского театра, на ней начинаешь понимать, что такое ансамбль и подтекст и какое впечатление производили постановки прежнего, ушедшего в историю и легенду Художественного театра. Сезон 1999/2000 годов начался с удачи — дай бог, чтобы это оказалось хорошим предзнаменованием.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности