Завтра была война

Петр Наумович Фоменко поставил после недавней премьеры толстовского «Семейного счастия» «Войну и мир» в необычайно умной инсценировке с тремя соавторами — это лишь начало романа, первые его главы. Спектакль идет четыре часа с двумя антрактами. Билеты раскуплены на два месяца вперед. Ожидающих монументальной эпопеи и пышного костюмированного «историзма» ждет сюрприз. Это спектакль удивительно стильный, изящный, веселый. В нем ни доли натужного глубокомыслия — лишь какая-то юношеская свежесть, энергетика через край и лукавое озорство. В нем — элегантная аристократическая простота (минимум антуража — максимум чувства и смысла), а в своей гармоничности он схож с музыкальным произведением.
Это спектакль не о войне — о мире. Война будет завтра, пока она еще кажется такой далекой, хотя на самом деле совсем рядом. Пока еще все живы — и маленькая княгиня, и Петя Ростов, и князь Андрей, и старик Болконский, и граф Ростов, пока еще здравствует и бражничает красавец Анатоль Курагин┘ А кровь, и боль, и потери, и трагедии — впереди. Но это знаем мы — в отличие от них. Мы знаем, кого из них не будет, не будет очень скоро, и кому через что суждено пройти. И не оттого ли так горько, почти физически больно видеть их нынешнюю веселую беспечность? Их самих, таких живых и настоящих, с их надеждами, влюбленностями, поцелуями украдкой, милой суетой, невинными сплетнями и интригами (главная из которых — дележка наследства умирающего старика Безухова)? Не оттого ли так грустно следить за этой их жизнью — хлопотливой, кажущейся порой игрушечной, невсамделишной и пустой, но такой обаятельной? Мы-то знаем, что эта жизнь — лишь преддверие горя и войны. И как бы она ни бурлила, она так хрупка и вот-вот истает, исчезнет.
Тему войны Фоменко заводит осторожно, деликатно. Лишь тревожным рефреном звучит вопрос Пьера князю Андрею: «Отчего вы идете на войну?» И ответ: «Эта жизнь не по мне. Я иду, потому что иду. Я не знаю. Так надо». Сцены с князем Болконским, его прощание с отцом — единственный истинно драматический сюжет в спектакле. Как будто глазами князя Андрея (Илья Любимов) мы видим всю эту жизнь, где единственной возможностью полноценного, честного бытия для мужчины становится война, то есть, по Толстому, «высшее искусство убивать друг друга».
Поразительным кажется умение Фоменко и его актеров (каждый из них играет по нескольку ролей, и все превосходны) соткать столь воздушный, кружевной спектакль на таком сложном философском материале, так чувственно материализовать жизнь человеческого духа. Вновь, как и в недавней «Абсолютно счастливой деревне», философия лишь одна — благоговение перед жизнью. И эти люди, те, кто совсем рядом (в театре этом сцены нет), они просто живут. Пристраивают детей — кого на должность, кого замуж. Из последних сил, унижаясь, достают деньги, как обнищавшая княгиня Друбецкая (блестящая роль Мадлен Джабраиловой). Кутят у Долохова и пляшут «русскую» в доме Ростовых: тут вся семейка хороша — Галина Тюнина и Рустэм Юскаев — родители, Полина Агуреева — Наташа, «казак, зелье-девка», а уж никак не кисейная барышня. С мудростью и всепрощением смотрят на них авторы спектакля — что ж с того, что бывают они и жалки, и смешны, и капризны, и наивны? Они же просто люди, а значит, хотят жить и быть счастливыми. Они беззащитны перед будущим, перед войной и смертью, а значит, уже неподсудны. «Столько грешим, столько обманываем — зачем? Ведь все кончается смертью┘»
Фоменко уже давно в том качестве и состоянии души, когда не хлопочешь ни о кассе, ни о «приманках» для публики. Внутренне он был абсолютно свободен всегда. Не отсюда ли это легкое дыхание в его последних работах — верный признак настоящего в искусстве? В последнее время он вместе со своими актерами, чье мастерство становится все отточеннее, этой видимой легкостью и мудрой ясностью своих постановок, этой театральной ворожбой все чаще ставит в тупик, когда спектакли чаруют, обволакивают, властно затягивают в свою стихию, и увиденное, прочувствованное никак не укладывается в пресловутые теории и «концепции»: «Нет объяснения у чуда, и я на это не мастак»┘