Толстой нашего времени

«Война и мир. Начало романа» — один из самых гармоничных спектаклей Петра Фоменко. Все: от песенки «Мальбрук в поход собрался», карты Европы 1805 года вместо занавеса, акварельных набросков к портретам государя Александра Павловича и императора Наполеона, до ридикюля Lise Болконской, чалмы Аннет Шерер и именинного платьица Наташи Ростовой — свидетельствует о виртуозной литературной чуткости Петра Фоменко. И умении так ловко обойтись с прозой, что она не только не скукоживается на подмостках, но кажется еще лучше и волнительней написанного.
В лице Фоменко Толстой нашел идеального читателя. Петр Наумович трудился над сценической версией «Войны и мира» столь же долго и старательно, сколько Лев Николаевич над романом. Толстой роскошествовал художественно, чуть ли не на каждой странице обращая внимание читателей на неуклюжесть Пьера, дрожащую губку маленькой княгини, живость Наташи, взгляд княжны Марьи и прочие бытовые, психологические и физиогномические подробности. Фоменко роскошествует театрально, не стесняясь ни старомодной неспешности повествования, ни искреннего любования актерами, ни множества сменяющихся персонажей и интерьеров.
Фоменко затеял с актерами, исполняющими в спектакле сразу по нескольку ролей, тонкую литературную игру — отыскал вроде бы странные, но оказывающиеся очень точными сближения. Элен Курагина и Наташа Ростова представлены одним лицом — Полиной Агуреевой. Соня, Lise Болконская, Жюли Карагина — Ксенией Кутеповой. Долохов и Николенька Ростов — Кириллом Пироговым и т.п. Режиссер предложил зрителям высоколитературное развлечение — воспроизведение по подмеченным и обыгранным деталям не только сюжета подзабытого романа, но и тончайшие портретные характеристики его персонажей. Заставил в перевоплощениях актеров искать и находить дополнительные, уже сверх толстовского текста, психологические и литературоведческие подтексты. В таком художественном сосуществовании автор и режиссер так близко подошли друг к другу, что мастерство одного не только не стесняло, но питало мастерство другого.
Три действия: в Петербурге у Аннет Шерер, в Москве у Ростовых и Безуховых, в Лысых Горах у Болконского. Четыре часа сценического времени — и ни одной случайности, неуместной или скучной сцены. Внимание ко всем персонажам и деталям: хлюпающей воде в доме умирающего старика Безухова, патриотически сладостному письму Жюли Карагиной (прелестно прочитанному Ксенией Кутеповой), светски хромающей госпоже Шерер (Галина Тюнина), пилигримскому наряду Пьера (Андрей Казаков), утиной походке беременной Lise, жесткому воротничку серьезного и трогательно-юного князя Андрея (Илья Любимов). Вся эта режиссерская дотошность и многословие вызывает реакцию точь-в-точь как у тринадцатилетней Наташи, увидевшей, как целуются Соня с Николаем: ах как это хорошо!
В этой игре в роман, точнее в его начало, в толстовских персонажей, только-только вступающих в повествование, в широкой экспозиции, в еще не потревоженном семейном счастье чувствуется некая неопределенная (режиссер искусно делает вид, что даль свободного романа еще не ясно различима) проекция на оставшиеся за рамками данной версии «Войны и мира» три с половиной тома эпопеи. И даже на толстовское послесловие. К сожалению, Фоменко, как всякий умный рассказчик, остановился на самом интересном месте. Князь Андрей уехал на войну…