RuEn

Между Пиусом и Лунасом

«Танцы на праздник урожая» Брайана Фрила, реж. Прийт Педаяс. «Мастерская П. Фоменко».

Кто-кто? Прийт Педаяс? Коллеги напрягали лоб, пытаясь сообразить, кто это. Оказалось — режиссер из соседней страны Эстонии, главреж Таллинского театра драмы. У Фоменко он нарисовался почти случайно, уверившись, что женский актерский ансамбль именно этого театра идеален для пьесы ирландца Брайана Фрила «Танцы на праздник урожая».
Потом-то выяснилось, что Педаяс был прав. Но после тройного удара Петра Фоменко (вышедшие у него в этом сезоне «Одна абсолютно счастливая деревня», «Семейное счастие», «Война и мир» — это безоговорочные сценические шедевры) идти на спектакль эстонца было боязно. И, выражаясь словами рассказчика Майкла (Кирилл Пирогов) из пьесы Фрила, «некоторые опасения не случились, а некоторые произошли».
Конечно, Брайан Фрил такого бы в жизни не написал, поскольку отличный драматург и вообще классик ирландской литературы. Но более бездарный и безграмотный перевод на московской сцене еще поискать. Даже если закрыть глаза на стилистическую несуразицу (ну нельзя по-русски сказать «Опять вечная дилемма (!), что готовить на ужин»), поневоле вздрогнешь, когда тебе начнут рассказывать о римском папе Пиусе XI вместо Пия XI. 
Хуже всех, однако, пришлось древнекельтскому богу Лугу, которому Брайан Фрил посвятил свою драму. Дело в том, что в оригинале пьеса называется “Dancing at Lughnasa” («Танцы на праздник Лугназад»), и именем солнечного бога Луга у Фрила освещена вся пасмурная жизнь пятерых «синих чулков» из ирландской глухомани. Каждый год 1 августа ирландцы разжигают в честь бога Луга костры, танцуют и прыгают через них. Однако переводчик Валентин Хитрово-Шмыров, упрямо мешая божий дар с яичницей, отчего-то именует кельтского бога Лунасом. Да и зачем ему, в самом деле, эти кликухи языческие разбирать?
Пятеро сестер из пьесы Брайана Фрила живут как раз в узкой щелочке между «Пиусом» и «Лунасом», между католицизмом и язычеством. Наши «три сестры» по сравнению с ними были счастливицы. Им хоть было о чем мечтать и куда стремиться. В Москву, в Москву.
У ирландок же, за неимением Москвы, другой клич: «К Маркони, к Маркони!». Маркони — имя старенького радиоприемника, которому сестры поклоняются не меньше, чем любому языческому идолу. Когда Маркони вздумается заработать, бедные замарашки преображаются, их глаза загораются, и они устраивают ритуальные танцы вокруг радиоприемника.
Их восторженный вопль разбудит мурашек на коже. Точно такой же гортанный крик тысячелетия назад издавали женщины, вступая в танец вокруг костров. И фоменковские актрисы безошибочно находят ту древнюю ноту. Они не врут ни лицом, ни жестом, ни голосом. Не врут — ни Галина Тюнина (Кейт), ни Мадлен Джабраилова (Мегги), ни Ксения (Агнес), ни Полина (Роуз) Кутеповы, ни Полина Агуреева (Крис). Какое счастье, оказывается, может доставить наблюдение за тем, как женщины хлопочут по хозяйству. То они вешают белье, то отжимают, то гладят, то вяжут, а глаз не оторвать.
Сестры зарабатывают на жизнь тем, что вяжут перчатки, и фоменковских актрис иногда и вправду хочется уподобить виртуозным вязальщицам. Спица к спице, крючок к крючку, и вдруг прямо у них из-под рук на свет появляется что-то теплое, мягкое и легкое.
Иногда актерам (особенно мужчинам, которые здесь на подсобных ролях) не достает пресловутой фоменковской легкости. Прийт Педаяс тактично устранился из своего спектакля, позволив актерам играть то, к чему они привыкли. Они работают почти безукоризненно, но временами спектакль, будто старый баркас, неуклюже поскрипывает на поворотах.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности