«Отравленная туника» Н. Гумилева

Таких спектаклей в «Мастерской П. Фоменко» еще не бывало. Что там «Мастерская» — в Москве их тоже нет. В исторической ретроспективе, кажется, примерно так должен был выглядеть спектакль Таирова с Алисой Коонен: декоративный фон, статуарная пластика, надреальные голоса. Другой образец для сравнения — спектакли Роберта Уилсона; игра цвета со светом, актера с фоном, скульптурная пластика. В «Отравленной тунике» есть и уилсоновский меняющий цвет задник, и таировские позы, и драгоценные костюмы, в которых невозможно двигаться, иначе как по-королевски. Есть гумилевский сюжет, подражающий классицистской трагедии с ее триединством и конфликтом чувства и долга. Есть знакомые гумилевские медитации — называния экзотических слов, загадочных стран, невиданных драгоценностей, — четыреста с лишним лет назад этим же упивался елизаветинец Марло, и в простом деревянном театре эти воображаемые драгоценности заменяли и декорации, и бутафорию. Македонец Иван Поповски — ученик Петра Фоменко и автор прелестнейшего и довольно аскетичного «Приключения» по Цветаевой, игравшегося в гитисовском коридоре, — на этот раз счел поэтические гумилевские красивости недостаточными и расщедрился на красоту материальную. Ангелина Атлагич — художница, с которой Поповски делал в этом году спектакль на сцене только что отреставрированного античного театра, для которого она придумала фантастических драконов, — для фоменок изготовила не менее фантастические костюмы. Владимир Максимов обыграл одну из колонн, подпирающих потолок «Мастерской», и вывел на сцену свою — она способна перемещаться по расчерченному квадратами полу на манер шахматной ладьи и делится пополам, оборачиваясь двумя царственными тронами: на один сядет императрица Феодора — Галина Тюнина, на другой — византийский император Юстиниан — Андрей Казаков, и публика будет видеть только их руки, так что сцену свою они сыграют кончиками пальцев. После антракта планшет сцены раскроется и обнажит ячеистый бассейн, местами заполненный водой, местами —песком или мелкой галькой. Так что звук стихов будет сливаться с шорохом гальки, когда по ней ступает босая нога молоденькой невесты Зои — Мадлен Джабраиловой. И отточенное слово будет падать из уст императрицы Феодоры — Тюниной, чередуясь со звонкими каплями из ее ладоней. В общем, история о хитроумной византийской императрице Феодоре, жене Юстиниана, о любви Трапезондского царя, о его невесте, юной Зое, полюбившей араба Имра, и об отравленной тунике, предназначенной трапезондцу, но доставшейся арабу, помещена в стопроцентно адекватный антураж. То, что этому антуражу тесно в «Мастерской П. Фоменко», — правда; правда и то, что фоменки — не самые блестящие чтецы. Но и то правда, что вместе с Поповски они совершили шаг в сторону от того, чего от них привыкли ждать, — пресловутых кружев, легкого дыхания. Не фантастический жираф, в полной темноте блуждающий по сцене, и не чалма на голове Кирилла Пирогова, а этот самый шаг — и есть самое драгоценное из того, что есть в этой пышной «Отравленной тунике».