Люди, тигры и жирафы

Жила-была в начале VI века нашей эры в Константинополе тринадцатилетняя девочка Зоя. Чистое, невинное дитя. Дочь императора Византии Юстиниана. Просватали ее за Трапезондского царя, свадьбу назначили, брачную тунику — отравленную — для жениха приготовили. Отец Зои Юстиниан возжелал Трапезондом сам править, без зятя. Мачеха Зои императрица Феодора свои интриги наплела, ненавидя девочку «за руки тонкие, за взгляд печальный и за спокойствие, как бы усталость твоих движений и речей твоих». Она толкнула падчерицу накануне свадьбы в объятия пришлого простолюдина, арабского поэта Имра, пожаловавшего просить у Юстиниана войска. Зоя в Имра влюбилась, отказала Трапезондскому царю, тот от отчаяния бросился с вершины собора, отравленная туника досталась Имру. Юстиниан для опозоренной дочери приготовил судьбу затворницы. Довольна всем осталась одна Феодора — блудница, ставшая царицей┘
Трагическая история. В стихах — белых и рифмованных. А стихи пересказывать своими словами — дело неблагодарное. Ставить же их в театре — заманчивое и рискованное. Но как декламировать, не утомив, да как обставить действо? Иван Поповски, известный своей любовью к стихам на сцене, из пьесы Николая Гумилева сделал живопись, уместив драму в пяти актах в двухчасовой спектакль, в конце которого неленивый зритель сам начинает думать белыми стихами и изъясняться высокопарно.
Родился Иван Поповски в Македонии. Учился у Фоменко, ставил Цветаеву, Блока, Пушкина. В спектакль по Гумилеву пригласил сербскую художницу Ангелину Атлагич, придумавшую для византийского императора с императрицей костюмы словно не для театра, а для коллекции от кутюр.
«Туника» получилась в стиле американского режиссера Роберта Уилсона, неоднократно привозившего свои спектакли в Москву и так Москву ими очаровавшего, что стали возникать подражания Уилсону. С игрой света и застывших поз, в которой свет говорит больше людей и едва ли не за них. Но спектакль Поповски — не подражание, а продолжение. Довольно удачное и способное примирить поклонников театра Уилсона с его противниками. Люди у него играют с тенью, но не входят в нее. Вещают чуждыми «фоменкам» потусторонними голосами, стихи читают нараспев, шлепают босиком по воде, принимают красивые позы, застывают в них, монологи произносят, не двигаясь (это, наверное, самый статичный спектакль у Фоменко). И ведут себя так, будто вся жизнь — застывшие картинки, любовь — далекий шум прибоя, а белый свет — зыбучие пески┘ А также бабочки, попугаи, жирафы и тигры. Гром и молнии. 
Императрица Феодора стала еще одной лучшей ролью Галины Тюниной, способной передать известную человечеству гамму чувств кончиками пальцев. В сложнейшей психологической сцене объяснения Юстиниана (Андрей Казаков) с императрицей режиссер оставил для выражения актерам одни руки. Все остальные части тела загородил колоннами. И руками было сыграно все.
И пусть Мадлен Джабраилова (Зоя) невероятно соблазнительна, как не может быть неопытная тринадцатилетняя девочка, а Кирилл Пирогов (поэт Имр) внешне совсем не похож на жгучего араба, от чьего взгляда бледнеют и жена, и дочь императора. И пусть любовь их холодна — «Отравленная туника» жжет.
В репертуаре «Мастерской Петра Фоменко» она будет стоять особняком. Стихотворным памятником гумилевской истине, «что женщина не только человек, а кроткий ангел с демоном свирепым таинственно в ней оба совместились. И с тем, кто дорог ей, она лишь ангел, лишь демон для того, кого не любит».
А впрочем, любит не любит — какая разница, когда до вечности — рукой подать. Как это кажется в постановке Ивана Поповски, смешавшего запредельные дали с веками, высокую поэзию с низменными страстями и миражи с историей.