Танцы до экстаза

«Счастье — состояние высшей удовлетворенности жизнью, чувство глубокого довольства и радости, испытываемое кем-либо; успех, удача; участь, доля, судьба».
БЭС

После гастролей «Мастерской Петра Фоменко» в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде и Вологде театр, в который по-прежнему попасть невозможно, скоро закроет свой вот уже девятый сезон. И, конечно же, не случайно, что одним из безусловнейших фаворитов сезона стал спектакль «Танцы на праздник урожая», спектакль, поставленный художественным руководителем Национального театра Эстонии Прийтом Педаясом по пьесе современного ирландского классика Брайана Фрила.
Несмотря на то, что на родине Фрил давно уже стал новым Чеховым (кстати говоря, прежде всего он является там первым переводчиком его пьес), в России до недавнего времени имя Фрила было знакомо разве что просвещенным театралам. Лев Абрамович Додин в прошлом сезоне предъявил Питеру «коронную» пьесу Фрила «Молли Суини». На последней «Золотой маске» ее увидела и требовательная Москва и в основном осталась довольна. По крайней мере, с тех пор имя драматурга стало произноситься и писаться без ошибок. Но международное первенство открытия драматургии Фрила принадлежит вездесущим американцам. Возможно, потому, что, по их мнению, уж очень он напоминает Фолкнера. Судите сами: еще в начале 90-х спектакль, поставленный по пьесе «Танцы на праздник урожая», на Бродвее знали почти наизусть (в конце концов спектакль получил театральную премию «Топу»), а в 98-м режиссер Пэт О'Коннор снял фильм «Танцы во время Луназы» (по мотивам пьесы), который, хоть призов и премий не собрал (видимо, потому что в общем-то получился типично неамериканским), незамеченным не остался, ибо в бенефисной роли школьной учительницы и старой девы Кейт по прозвищу Гусыня предстала восхитительная Мэрил Стрип. 
Сюжет «Танцев┘» слишком прост для того, чтобы его пересказывать. Американцы, например, анонсировали свой фильм примерно так: «1936 год. Гражданская война в Испании. Европа взбудоражена происходящими переменами. Но на юге страны, где о войне знают только понаслышке, ежегодное празднество — „Танцы во время Луназы“. Майкл, самый младший в семье, живет с матерью и четырьмя ее сестрами. Внешнее спокойствие их семейной жизни прикрывает необузданность человеческих пороков┘». И так далее. Вроде все верно, однако истинную атмосферу выдуманной автором ирландской деревеньки Беллибег, которую американцы засунули почему-то в Испанию, ничто передать не способно.
Пьеса Фрила рассчитана, безусловно, на искусный женский ансамбль. Ну а таковой в «Мастерской», безусловно, имеется. Когда Галина Тюнина (Кейт), Мадлен Джабраилова (Мегги), сестры Кутеповы (Агнес и Роуз) и Полина Агуреева (Крис), одетые в уютные вязаные одежды, вдруг бросают все свои сценические приспособления и искренне до самозабвения пускаются в ирландский пляс — прозаичные доли-судьбы пяти одиноких ирландских женщин проступают отменно. Житье-бытье, когда пять хорошеньких женщин вынуждены жить на зарплату, да еще учительскую, потому как всеобщая безработица, содержать брата-священника Джека (Карэн Бадалов), вдруг забывшего все слова, в том числе и простейшие, и еще растить-воспитывать сына Крис Майкла (Кирилл Пирогов), потому как его отец Джерри (Рустэм Юскаев), особенного рвения к общению с сыном в общем-то не проявлявший, отправился еще и «воевать понемногу» (потому что есть «твердые понятия — демократия, рай┘ мужчинам это нужно»). И что же остается? Да бросить все и податься к кострам Лунаса на праздник урожая — и, конечно же, всем вместе! Но этого никогда не будет. Разве только вдруг, внезапно, с легких рук (и ног) веселушки Мегги, да под трескуче работающий радиоприемник «Маркони», который Джерри хотел починить и потому искал «запальную свечу» (вот они, настоящие мужчины!), они впятером начнут танцевать┘ Но только однажды.
При всем при том сиротливой жизнь этих ирландских женщин-одиночек назвать ну просто невозможно. И бесконечно долгие их встречи-расставания, и кротко-короткие прощания-прощения, и нежные взгляды-подгляды наполнены благородством и благодарностью — потому что «Бог не оставит». Оттого первичная бытовая форма «Танцев┘» в итоге наполняется тем небанальным содержанием, которое по сути своей универсально (ради него, наверное, и творит свои пьесы Фрил), а именно — философским осмыслением отдельно взятой среднестатистической человеческой жизни, и не обязательно женской. Жизни, упрямо не зависящей и ни от материального, и ни от идеального и, что бы ни происходило, всегда принимаемой безропотно. Хотя бы уже потому, что, как говорит Крис Майклу, «ты очень счастливый — у тебя мамины глаза». Ну а потом все-таки, слава Богу, есть и какой-никакой кров, и какая-никакая семья, и какое-никакое здоровье. И вера. Как у «правильной сучки» Кейт (кстати сказать, по-моему, Галина Тюнина «правильную» учительницу сыграла не хуже, чем Мэрил Стрип). И пронзительное чувство собственного достоинства. Как у блаженной Роуз. И юмор. Как у немного вульгарной, но очень милой Мегги. Юмор, пусть в какой-то степени спровоцированный безысходностью, в конечном итоге и спасет, и успокоит: «Яйца только три, а нас семеро┘ Моли Бога, Роуз, чтобы твой петух начал нести яйца┘ Если бы мне пришлось выбирать между сигаретой и мужиком, лет пятидесяти двух, толстым, вдовцом, я бы выбрала┘ толстяка┘». И это жизнь!