Пазл сложился

В «Мастерской Петра Фоменко» объявлено «открытое представление стажерской группы театра» — на маленькой старой сцене играют музыкальную комедию Юлия Кима «Сказка Арденнского леса», написанную, как значится в программке,"по канве пьесы У. Шекспира «Как вам это понравится». И ставил это действо сам Петр Наумович. 

Настоящему театралу (а ненастоящему мало шансов попасть на фоменковскую премьеру в крошечный зал), идя на этот спектакль, надо знать два обстоятельства.

Во-первых, что в «Мастерской» уже второй год учится группа стажеров, о которых мы до сих пор слыхом не слыхивали. И это значит, что знакомых лиц в этот раз на сцене почти не будет, разве что усталый и томный Кирилл Пирогов в роли бродяги-философа Жака-меланхолика, косматый Иван Поповски — силач и обжора Чарли, да Олег Нирян, для роли экс-герцога Фердинанда так загримированный под старичка-одуванчика, что узнать его невозможно. Стажеров позапрошлым летом чуть ли не всем театром отбирали из огромного количества актеров, мечтающих поучиться у Фоменко, так и получилась многонациональная группа, которая по плану в этом году должна закончить обучение и разойтись. Но, судя по тому, как активно включают новых артистов в старые спектакли репертуара, да и по новой постановке, которая сделана с куда большей основательностью, чем положено короткоживущим выпускным спектаклям, стажеры задержатся в театре надолго.

Второе касается пьесы. Тут история гораздо длиннее. Именно по просьбе Фоменко больше сорока лет назад Ким стал сочинять музыкальные номера к шекспировской комедии «Как вам это понравится». Тогда готовилась постановка в Театре на Малой Бронной, это были звездные эфросовские годы, и в шекспировской комедии участвовали его лучшие актеры: Лев Дуров, Валентин Гафт, Валентин Смирнитский, Леонид Каневский, Розалинду играла Ольга Яковлева, Жака-меланхолика — Александр Ширвиндт. Пьеса Шекспира была сильно сокращена, но оставалась шекспировской, хотя Ким и написал к ней чуть ли не два десятка музыкальных номеров — песен, баллад и куплетов. Времена уже были невегетарианские: и во время написания пьесы диссидентствующий Ким был вынужден скрываться под псевдонимом Юлий Михайлов, а к премьере, которая прошла в мае 1969-го, даже Михайлова опасно было указывать в афишах. Позади были и ввод танков в Чехословакию, и суд над демонстрантами на Красной площади, к которым Ким имел самое непосредственное отношение. По недосмотру выпущенная премьера прошла тогда десяток раз и была окончательно запрещена. Через десять лет Фоменко, уже руководивший ленинградским Театром комедии, вернулся к этому тексту, причем на сцене теперь появился не Шекспир, а «Сказка Арденнского леса» — уже полностью переписанная «Ю. Михайловым» пьеса, все с теми же песнями. Так что сегодня в «Мастерской» — третья реинкарнация замысла, возникшего в 1968 году.

Теперь немного мемуаров. Так получилось, что когда я взрослела, лет с пятнадцати, я очень много слушала песен Кима, и, мне кажется, они существенно повлияли на меня. У нас в компании слушали разное: кто-то сам любил петь классические бардовские песни (кстати, именно под гитару у костра многие впервые узнали Бродского), кто-то не желал слушать ничего, кроме Галича, а мне, видимо по темпераменту, долго был ближе всех Ким с его изумительной легкостью, лукавством и лихостью языковых игр. Из всех тех, кого мы слушали, Ким, пожалуй, был самым светлым, о чем бы ни шла речь, в его песнях слышалось спасительное легкомыслие, беспечная интонация д'Артаньяна, презирающего опасность и смеющегося над ней. Тексты Кима растаскивались на поговорки. «Тра-та-та, тра-та-та,/ Волоки в тюрьму кота…/ Вот кампания какая / Была проведена…», — цитировали мы песенку, посвященную кимовскому тестю Петру Якиру, а про все, что за ней стояло, нам рассказывали старшие, принося под полой самиздат, тамиздат, «Хронику текущих событий».

Так по Киму учили современную историю и у него же учились стилистическому чутью: лживый язык советских лозунгов он делал посмешищем без всяких пафосных обличений («Сегодня мы как никогда, / А завтра — гораздо еще!» — поется в «Штатском марше» конца 70-х). И когда на нынешнем фоменковском спектакле коллега спросила меня в антракте: «Что-то я не пойму, за что его тогда запрещали-то?», я как-то запнулась. Дело не в том, что спектакль запретили в связи с очень конкретными фактами биографии Кима, к пьесе отношения не имеющими. А в том, что текст этот и без того в суровые годы похолодания был на советской сцене не жилец — в нем слишком много было свободы, слишком много живого, насмешливого ума. Ведь когда премьер-министр Лебо поет честному и прямому герою Орландо: «Но напрасны дифирамбы, / Если кто-то что-то кой-кому… / Я и рад бы, я и рад бы,/ Но придется вас — в тюрьму!», мы понимаем, что речь идет не о нравах при дворе герцога Фредерика.

И тем не менее Ким написал пьесу не о свободе или о чем-то еще, взятом из пьесы Шекспира, а потянув за цитату из Жака-меланхолика «весь мир — театр», превратил сюжет «Как вам это понравится» в апологию театра, в гимн актерам и искусству перевоплощения. Во все то, о чем уже многие годы размышляет и ставит Петр Фоменко. И режиссер сделал спектакль подобием публичной репетиции, где сначала актеры усаживаются за стол и представляют персонажей, а потом одетые в камзолы ведущие, сидя на высоких насестах по бокам сцены, объявляют начало каждой сцены с ремарками. Перевернутые столы с изнанки обнаруживают зеленую травку и становятся лужайкой с деревьями, окруженными кустами в горшках.

Что сказать о спектакле? Он легок, мил, непритязателен. В новой стажерской команде есть несколько очень славных актеров, особенно хороши приехавший из Питера Дмитрий Рудков — обаятельнейший шут Билли и красавица-француженка Наджа Мэр в роли Розалинды. Впрочем, и пылкий выпускник Щепкинского училища Иван Вакуленко, играющий Орландо, и смешная кудрявая итальянка Моника Санторо — Селия, и щукинец Игорь Войнаровский в роли манерного Лебо, и еще одна выпускница Вахтанговского училища, хорошенькая Вера Строкова — Феба, — артисты хоть куда. Не говоря о фоменковском «патриархе» Кирилле Пирогове, у которого тут есть пара просто отличных сцен. Конечно, немного смущает, что, хотя все актеры явно поют с голоса Кима, делают это не слишком умело, часто фальшивят, попадают мимо музыки и партнеров, так что песни тут в лучшем случае похожи на мелодекламацию. Но все это смягчается общей необязательной репетиционно-студенческой атмосферой, которая на многое позволяет закрывать глаза. Общее жаркое любовное томление под девизом «повсюду Купидон», разлитое в этом спектакле, тоже очень подходит жанру студенческих постановок, где от молодых актеров всегда идет мощная чувственная волна. Правда, фоменковские стажеры в большинстве своем уже вышли из возраста, когда всякий обогревает своим жаром вселенную, но и это ничего. Впрочем, я не объективна.

Ценно то, что эта пьеса с этими актерами продолжает жить. Она не выглядит устаревшей, она живая, остроумная, ее хочется растащить на афоризмы («людям свойственно оформлять свои заблуждения», — поясняют герои перед свадьбой). А для меня в ней есть еще один бонус. Я никогда не читала эту пьесу, но большую часть этих песен знаю с тех самых юношеских лет наизусть. Они шли у меня на кассетах враздробь, перемешанные с ариями к «Недорослю», и куплетами кавалергардов, насмешливыми песенками про писательский Коктебель и страданиями учителя обществоведения. И вот тут наконец-то пазл сложился. Конечно, после каждого музыкального номера у меня в голове звучало все то, что шло на кассете до и после него, отбрасывая тени неожиданных дополнительных смыслов и воспоминаний, но это неважно. История-то все равно получилась хорошая.