В стране интриг и иллюзий

«Театральный роман» Булгакова — это театральное искушение. Темы закулисья, внутренних интриг, запутанных производственных процессов захватывают. Зрителям интересно все тайное, а скрытое от глаз тяжелым занавесом недоступно посвященным. Но то, что для публики тайна, для актеров ежедневный быт, порой доходящий до абсурда. Пародировать такое — отдельное удовольствие. 

Парадоксы театральной магии, неразрывные от прозы театральной кухни, в спектакле «Мастерской П. Фоменко» вышли на первый план. А горькая, автобиографичная драма писателя, тема его непростых отношений с Художественным театром (названным в романе «Независимым») несколько стушевались перед натиском обаятельного гротеска. И хотя повествование, как и в книге, идет на сцене от лица Максудова (alter ego самого Булгакова), то «Театральный роман» в «Мастерской» рассказывается от имени театра. «Основоположники», «середняки», актерская молодежь, администраторы, секретари, управляющие… Многочисленное театральное население, как мозаика из ярких мини-портретиков, сложилось в коллективного героя, ставшего главным. Театр в этом спектакле уверенно отстаивает свою, лицедейскую «правду», зачастую выдавая за нее изысканную ложь. Новичок, не чувствующий всех тонкостей и подводных течений затейливого закулисного существования, обречен быть отверженным.

Кирилл Пирогов в роли Максудова не стал сопротивляться ситуации, подтвердив истину, что театр — искусство коллективное, а актер, даже играющий главную роль, — не солист, а участник коллективного процесса. Хотя, наверное, если бы Пирогов захотел, мог бы написать свой захватывающий роман об истории этой постановки. Рассказал бы о том, почему из списка литературы, предложенного Петром Наумовичем, выбрал именно эту книгу. Поведал бы об удачном самостоятельном отрывке — первой режиссерской пробе. О дальнейших режиссерских мытарствах — возможно ли, постоянно находясь в действии, еще и руководить остальными? О том, что привнес в постановку подключившийся на определенном этапе Иван Поповски. Что сделал сам Петр Наумович, взявшийся спасать положение…

А пока мы читаем эту «книгу», глядя на сцену. Видим дрожащее пятно света, пробивающееся сквозь густой мрак, белое облако дыма, слышим таинственную музыку Ильи Саца к «Синей птице»… Наверное, именно так снисходит вдохновение, волнуя предчувствием замысла новой реальности. В редкие минуты одиночества Максудов Пирогова, поглощенный творчеством сочинителя, великолепен. Одухотворенным взглядом следит за миром, рождающимся в его воображении и неведомым образом обретающим самостоятельность. Театр реальный и театр придуманный сливаются воедино. Пленник иллюзий Максудов идеализирует заповедное пространство, куда ему путь заказан. Пытается вникнуть в его законы, и ничего не понимает. Репетиции, интриги, совещания, новые интриги… Непреклонные секретарши бдительно берегут симметрию раскола в Художественном театре (действие романа охватывает время ссоры его основателей). У правой кулисы, возле портрета Немировича-Данченко, — Поликсена Васильевна Торопецкая (Галина Тюнина) — ловкая в делах и суровая с каждым, кто не вовремя попадет под руку. Слева, при Станиславском, — властная Августа Менажраки, сочно сыгранная Мадлен Джабраиловой. Щегольская шевелюра непокорных волос, горделивый вид, лукавый прищур вечного пересчета в уме цифр, параграфов, ходов тщательно простроенных интриг… С такой, на всякий случай, лучше держаться поосторожнее.

Кульминация гротескного путешествия Максудова — читка пьесы отцу-основателю Ивану Васильевичу (если бы Станиславский, послуживший его прототипом, взглянул на «себя» в исполнении Максима Литовченко, то позабыл бы свое знаменитое «не верю»). Но и эта встреча не просвещает, а все больше запутывает неофита. Роль доброго наставника берет на себя артист Бомбардов (сосредоточенно сыгранный Никитой Тюниным). Именно благодаря ему сцена со старейшинами театра, разбирающими пьесу Максудова, превращается в подобие кукольного балета. Бомбардов многое проясняет новичку, рассеивает наивные иллюзии, ниспровергает авторитеты. Театр жесток к чужаку. Производство, отлаженное до последней шестеренки, отвергает человека творчества. И в финале Максудов уходит в тот же белый дым, увлекаясь новым великим замыслом, проговаривая строки романа о Мастере и Маргарите, не испытывая никаких мук отчаяния из-за несбывшихся театральных надежд.

Спектаклям «Мастерской П. Фоменко» свойственно расти со временем. Наверняка окрепнет и «Театральный роман». Возможно, и в роли Максудова усилится горечь и драматизм личности, не принятой миром, куда он так стремился. Ведь это — давняя актерская тема Кирилла Пирогова, пронзительно играющего и Тузенбаха в «Трех сестрах», и Беранже в «Носороге», и Фауста в «Триптихе».