«Полета вольное упорство»

После детской высокотехнологичной «Алисы в Зазеркалье» Иван Поповски предложил родному театру вернуться к истокам – собственно «Мастерская» начиналась с шекспировской комедии «Двенадцатая ночь». В новой работе над «Сном в летнюю ночь» сошлись несколько поколений актеров, репетировали мучительно. Результатом же стал самый радостный и певучий спектакль сезона. Кажется, впервые после смерти Петра Наумовича Фоменко актеры «Мастерской» смогли на сцене хулиганить, смеяться, летать и праздновать, доказывая не столько нам, сколько самим себе, что воздух игры и свободы по-прежнему наполняет легкие. 

«Сон в летнюю ночь» – спектакль для всех страдающих от зубной боли и мировой скорби, для всех, кому надоело вежливо скучать в театральных креслах, нетерпеливо теребя свои мобильники: сколько осталось? Спектакль для всех забывших, что театральный огонь рождается только из живых материалов, а из обилия пластика на сцене создашь разве что электрокамин. 

Иван Поповски создал волшебный лес влюбленных и эльфов, развесив движущиеся черно-белые полотнища. Соединенные вместе, они становятся гамаком, на котором устраивается понаблюдать за блужданиями влюбленных парочек Оберон – Карэн Бадалов. В полотнищах путаются влюбленные и от страха легко взбираются от преследователей повыше.

Среди лесных полос скользит веселый Робин – невероятно гибкий летучий Амбарцум Кабанян действительно становится «затычкой» всех событий. Неслышно скользит рядом с решительной Гермией – Серафимой Огаревой и ошалевшим Лисандром – Александром Мичковым, незримо присутствует при всех объяснениях нетерпеливого Деметрия – Юрия Буторина и Елены – Ирины Горбачевой, ухитряясь урвать и поцелуи, и пощечины, которыми обмениваются парочки. Юные девы воют мартовскими кошками, застенчивые юнцы то пытаются вжиться в образы брутальных мачо, то по-детски теряются рядом с женским телом, оказавшимся так неожиданно близко. Влюбленные объясняются друг другу в любви и ненависти, эротическая тяга бурлит в них, умеряемая строгим гимнастическим балетом, выстроенным Олегом Глушковым.

Свисая с колосников в трехметровых юбках-абажурах, парят прислужницы кудрявой Титании – Галины Тюниной, услаждая царицу игрой на музыкальных инструментах.

Иван Поповски реабилитировал парики и котурны, вставные вокальные номера и пластические этюды. Реабилитировал театр, где волшебство рождается из самого простого. Ткань может стать морем и мороком (шуршащий летучий шар тумана легко поглощает царицу фей и короля эльфов).

Иногда кажется, что какой-то игривый Робин специально дразнит угрюмых теоретиков, под конец сезона вдруг продемонстрировав, что вокруг их угрюмого постдраматического квадрата живет и дышит безбрежный мир театральной игры и высокого дуракаваляния. Вздох счастья, который стоит в зале на «Сне в летнюю ночь» в «Мастерской Петра Фоменко», надеюсь, способен пробудить не одну нашу Титанию, увлекшуюся очередным самодовольным ослом. Вам вправду казалось, что «Мастерская Фоменко» – это далекое прошлое? Утешьтесь, это наше самое доподлинное настоящее! Тот самый искомый «современный артист в современном театре», которого так давно и безрезультатно разыскивают и еще чаще выдумывают. Вот он – тренированный акробат с радостным телом и режиссерским мышлением, с хорошо поставленным голосом и умением читать стихи так, что зритель слышит не только каждое слово, но и запятую. Мастер, точно чувствующий текст, его стиль и ритм, соавтор режиссерских поисков, умеющий долгий и изматывающий труд репетиций превратить в импровизационный полет премьеры. Чувство юмора, с каким разыграна каждая роль, – приятный бонус.

С появлением артели ремесленников, решивших поставить ко дню бракосочетания Герцога «Прежалостную комедию о любви» и заработать шестипенсовое содержание от казны, зрителей подхватывает эйфория невесомости. Шекспировский текст в новом переводе Осии Сороки искрится и пенится. Плотник Клин – Рустэм Юскаев, ткач Мотовило – Андрей Казаков, меховщик Дудка –Кирилл Пирогов, столяр Цикля – Олег Нирян и портной Заморыш– Степан Пьянков, медник Рыло – Никита Тюнин предельно серьезны в своем достоинстве городской труппы и откровенно жадны к предлагаемым ролям. «А я и за Льва могу рыкнуть», – скромно вставляет Мотовило – Казаков, готовый сыграть и Луну, и Стену… Свалившуюся на него ослиную голову он тоже обживает как новую роль, а страсть к нему прекрасной Титании – как обстоятельства новой пьесы.

Вернувшись к друзьям-актерам, Мотовило легко смахивает свои ночные похождения и с утроенной энергией бросается в роль трагического любовника, взывающего «О, Фисбуша!». А Фисба –Кирилл Пирогов в соломенном парике и сером хитоне буквально летает, выводя тоненькой фистулой: «Мой Пирам!», – и даже сцены мало для ее полета…

Представление «прежалостной комедии» перед высоким зрительским синклитом становится высшей точкой спектакля о волшебстве любви, так неразрывно связанном для Шекспира с волшебством игры и свободы.

Легкая незаметная дымка грусти каймой обводит картину незамутненного свадебного хэппи-энда. Последний раз персонажи проходят вереницей среди зрительного зала, неся вокруг себя вдруг ставший физически ощутимым танцующий воздух «Мастерской Петра Фоменко» и ее шекспировских штудий.