Тихие смертельные этюды
Последние спектакли МХАТа имени Чехова и Театра Олега Табакова узаконили на московском театральном поле новое режиссерское имя. В двух табаковских театрах недавний студент РАТИ Миндаугас Карбаускис поставил соответственно «Старосветских помещиков» Гоголя и «Долгий рождественский обед» Торнтона Уайлдера.
Пьеса Уайлдера (Tornton Wilder) редкий образец великой драматургии: ее трудно испортить. Рождественскому обеду уподоблена сама жизнь, и вокруг стола с традиционной индейкой собираются члены обычной американской семьи. Уайлдер убыстряет ход событий, и в одну пьесу вмещает жизнь четырех поколений. Действие перескакивает от одного Рождества к другому, люди рождаются, взрослеют, старятся и умирают на глазах у зрителей. Судьбы повторяются и не повторяются, слова повторяются и меняются, неизменной остается лишь смерть. Дом, только обживаемый в начале пьесы новыми владельцами, к концу пустеет и вымирает. Зато где-то в другом новом доме начинается другая жизнь. Уайлдер смотрит на неотменимый закон бытия без сентиментальных слез, но со смирением, печалью и, что очень важно, с незаурядным драматургическим мастерством.
В этой безысходной истории ученик Петра Фоменко Миндаугас Карбаускис очень точно нашел соотношение конкретного и абстрактного. Актеры «Табакерки», в свою очередь, откликнулись точным исполнением. Многие из них играют по две роли, возвращаясь в мир через поколение. Иногда они играют подробно, но не настолько, чтобы завязнуть в бытовых диалогах. Иногда формально и холодно, но не до такой степени, чтобы засушить эту простую и пронзительную историю до состояния костлявой притчи. Впрочем, сама смерть тут персонифицирована в неподвластной времени служанке: она сама деловито приносит в дом новорожденных детей, чтобы много позже бесстрастно притворить за ними двери в небытие. Черные створки слева от почти пустой темной сцены терпеливо ждут входящих. Они как магнит для героев Уайлдера, но каждый из персонажей приближается к ним по-своему: кто-то упрашивает об отсрочке, кто-то впрыгивает с разбегу, кто-то по-старчески тихо ищет выхода. Уже ради того, чтобы Сергей Беляев мог сыграть старика, сосредоточенно ощупывающего пространство, прежде чем найти дверь и с незаметным вздохом войти в нее, нужно было поставить «Долгий рождественский обед», одно из самых зрелых и осмысленных представлений нынешнего сезона.
Карбаускис так увлекся темой смерти, что сделал ее главной и в «Старосветских помещиках» на только что открытой новой сцене чеховского МХАТа. Гоголевская повесть в руках этого наследника традиций литовского метафоризма почти лишилась всяческого патриархального умиления. Ставших нарицательными старосветских помещиков играют Полина Медведева и Александр Семчев (рекламное лицо пива «Толстяк»), но они режиссером уравнены в правах с многочисленной дворней. Девки и парень некоторое время разыгрывают полустуденческие этюды на заданные темы, пока вдруг не оказываются по воле режиссера могильщиками подобно уайлдеровской служанке, только гораздо веселее. После смерти несчастной Пульхерии Ивановны молодая челядь буквально сводит в могилу дородного, жизнелюбивого Афанасия Ивановича. Он следует за женой не от тоски, не от одиночества. Гоголевский старик становится просто жертвой все той же равнодушной силы, которая в данном случае вдруг принимает облик симпатичной поначалу дворни.
В концептуальной жесткости Карбаускису не откажешь, хотя в случае с Гоголем правильнее говорить не о содержательном, полноценном спектакле, а об упражнении на податливость литературного материала режиссерскому решению (с этим получилось не больше, чем на три с плюсом). Заодно еще и на способность стилизовать самобытную и плохо поддающуюся огранке актерскую фактуру, какой обладает господин Семчев. Плюс на умение вдруг показать удачным крупным планом хорошую актрису (в данном случае госпожу Медведеву), которой много лет давали неверный репертуар. Последние задачи выполнены на пять. Скажем, с минусом лишь для того, чтобы не перехвалить удачно начинающего режиссера. Олег Табаков, который некоторое время назад любил порассуждать о возврате актерского театра и кризисе театра режиссерского, на деле подает прочим театральным олигархам положительный пример. Режиссеров надо выращивать на практике, с небес они не падают. Хотя Литва, кажется, в данном случае может быть уподоблена небесам: талантливых режиссеров она поставляет сцене с завидной регулярностью.
Пьеса Уайлдера (Tornton Wilder) редкий образец великой драматургии: ее трудно испортить. Рождественскому обеду уподоблена сама жизнь, и вокруг стола с традиционной индейкой собираются члены обычной американской семьи. Уайлдер убыстряет ход событий, и в одну пьесу вмещает жизнь четырех поколений. Действие перескакивает от одного Рождества к другому, люди рождаются, взрослеют, старятся и умирают на глазах у зрителей. Судьбы повторяются и не повторяются, слова повторяются и меняются, неизменной остается лишь смерть. Дом, только обживаемый в начале пьесы новыми владельцами, к концу пустеет и вымирает. Зато где-то в другом новом доме начинается другая жизнь. Уайлдер смотрит на неотменимый закон бытия без сентиментальных слез, но со смирением, печалью и, что очень важно, с незаурядным драматургическим мастерством.
В этой безысходной истории ученик Петра Фоменко Миндаугас Карбаускис очень точно нашел соотношение конкретного и абстрактного. Актеры «Табакерки», в свою очередь, откликнулись точным исполнением. Многие из них играют по две роли, возвращаясь в мир через поколение. Иногда они играют подробно, но не настолько, чтобы завязнуть в бытовых диалогах. Иногда формально и холодно, но не до такой степени, чтобы засушить эту простую и пронзительную историю до состояния костлявой притчи. Впрочем, сама смерть тут персонифицирована в неподвластной времени служанке: она сама деловито приносит в дом новорожденных детей, чтобы много позже бесстрастно притворить за ними двери в небытие. Черные створки слева от почти пустой темной сцены терпеливо ждут входящих. Они как магнит для героев Уайлдера, но каждый из персонажей приближается к ним по-своему: кто-то упрашивает об отсрочке, кто-то впрыгивает с разбегу, кто-то по-старчески тихо ищет выхода. Уже ради того, чтобы Сергей Беляев мог сыграть старика, сосредоточенно ощупывающего пространство, прежде чем найти дверь и с незаметным вздохом войти в нее, нужно было поставить «Долгий рождественский обед», одно из самых зрелых и осмысленных представлений нынешнего сезона.
Карбаускис так увлекся темой смерти, что сделал ее главной и в «Старосветских помещиках» на только что открытой новой сцене чеховского МХАТа. Гоголевская повесть в руках этого наследника традиций литовского метафоризма почти лишилась всяческого патриархального умиления. Ставших нарицательными старосветских помещиков играют Полина Медведева и Александр Семчев (рекламное лицо пива «Толстяк»), но они режиссером уравнены в правах с многочисленной дворней. Девки и парень некоторое время разыгрывают полустуденческие этюды на заданные темы, пока вдруг не оказываются по воле режиссера могильщиками подобно уайлдеровской служанке, только гораздо веселее. После смерти несчастной Пульхерии Ивановны молодая челядь буквально сводит в могилу дородного, жизнелюбивого Афанасия Ивановича. Он следует за женой не от тоски, не от одиночества. Гоголевский старик становится просто жертвой все той же равнодушной силы, которая в данном случае вдруг принимает облик симпатичной поначалу дворни.
В концептуальной жесткости Карбаускису не откажешь, хотя в случае с Гоголем правильнее говорить не о содержательном, полноценном спектакле, а об упражнении на податливость литературного материала режиссерскому решению (с этим получилось не больше, чем на три с плюсом). Заодно еще и на способность стилизовать самобытную и плохо поддающуюся огранке актерскую фактуру, какой обладает господин Семчев. Плюс на умение вдруг показать удачным крупным планом хорошую актрису (в данном случае госпожу Медведеву), которой много лет давали неверный репертуар. Последние задачи выполнены на пять. Скажем, с минусом лишь для того, чтобы не перехвалить удачно начинающего режиссера. Олег Табаков, который некоторое время назад любил порассуждать о возврате актерского театра и кризисе театра режиссерского, на деле подает прочим театральным олигархам положительный пример. Режиссеров надо выращивать на практике, с небес они не падают. Хотя Литва, кажется, в данном случае может быть уподоблена небесам: талантливых режиссеров она поставляет сцене с завидной регулярностью.
Роман Должанский, «Коммерсантъ», 16.01.2002
- Театр с боевыми действиямиРоман Должанский, «Коммерсант», 25.06.2016
- Бенефис злободневностиРоман Должанский, «Коммерсант», 26.02.2015
- Вилла масокРоман Должанский, «Коммерсант», 28.04.2014
- Концерт по заветамРоман Должанский, «Коммерсант», 25.12.2012
- «Мастерская Петра Фоменко» закрутила «Театральный роман»Роман Должанский, «Коммерсант», 24.04.2012
- Русский человек на deja vuРоман Должанский, «Коммерсант», 15.12.2011
- Быт не заелРоман Должанский, «Коммерсант», 8.04.2011
- Театр одного романаРоман Должанский, «Коммерсант», 4.02.2009
- Краткий курс модернизмаРоман Должанский, «Коммерсант Weekend», 30.01.2009
- Мольер в частушкахРоман Должанский, «Коммерсантъ», 20.02.2006
- Двор, где подкашиваются ногиРоман Должанский, «Коммерсантъ», 16.06.2005
- Чехов оказался безыдейнымРоман Должанский, «Коммерсантъ-Daily», 16.09.2004
- Непоследняя жертваРоман Должанский, «Коммерсант», 11.12.2003
- Синхронный переводРоман Должанский, «Коммерсантъ», 26.06.2003
- Неуставное отношение к театруРоман Должанский, «Коммерсант», 19.12.2002
- Петр Фоменко назначил цену за ночьРоман Должанский, «Коммерсант», 25.09.2002
- Французские юродивые на московской сценеРоман Должанский, «Коммерсант», 5.04.2002
- Тихие смертельные этюдыРоман Должанский, «Коммерсантъ», 16.01.2002
- Тихие смертельные этюдыРоман Должанский, «Коммерсантъ», 12.01.2002
- Мастерская без мастераРоман Должанский, «Коммерсант», 31.05.2001
- Толстовство в чистом видеРоман Должанский, «Коммерсант», 20.02.2001
- Роман с Львом ТолстымРоман Должанский, «Коммерсантъ», 10.10.2000
- «Фоменки» выходят в большую жизньРоман Должанский, «Коммерсант», 11.11.1996