Без живой воды

Премьеры самого Петра Фоменко, дорогие и редкие, в театральном мире ждут с особыми надеждами, и тем больнее несовпадение этих надежд с увиденным. «Три сестры» были не просто премьерой — юбилейным подарком «фоменкам» первого призыва пятнадцатилетней давности и чуть ли не первым (если не считать студенческой «Свадьбы») обращением режиссера к Чехову.

Едва ли не все эти годы название чеховской пьесы не сходило у «фоменок» с уст. К московскому зрителю «Три сестры» вышли не сразу. Сначала весной, в рамках одного из европейских турне «фоменок» во французском Гавре, в театре «Вулкан» были сыграны предпремьерные показы, непохожие на московские (что позволяет надеяться: работа над «Тремя сестрами» на премьере не закончится).

Распределение ролей выглядело очень предсказуемым, но эта предсказуемость, казалось, гарантировала уже не раз испытанное, но от этого не менее острое удовольствие. Стоило только представить в ролях сестер Прозоровых сестер Кутеповых плюс Галину Тюнину (эти утонченные аристократки, эти рыжие бестии), а в роли мещанки Наташи, которая шаг за шагом отвоевывает себе жизненное пространство, острохарактерную Мадлен Джабраилову, как все рассуждения про смертельную усталость чеховских пьес, про исчерпанность трактовок умирали сами собой.

Оказалось, что для Чехова недостаточно пресловутых психологических кружев, и легкого дыхания, и аристократичного лицедейства, чем всегда были сильны «фоменки». Недостаточно милого обаяния да ироничных завитушек, какими бы убийственно точными они ни были («Как вы постарели!» —вскричав это Вершинину, Маша в ужасе бросается к своему отражению). Нужна еще какая-то особая, выстраданная правда, которая делает чеховские роли Ролями. Вроде бесподобного дуэта Лопахина и Вари (Евгений Миронов и Инга Оболдина) в «Вишневом саде» Някрошюса. Или Маши покойной Елены Майоровой, со взглядом смертельно раненной птицы. Или, например, Телегина, традиционного тетехи и приживалы, который в «Дяде Ване» Додина в исполнении Алексея Завьялова превращается в мощного мужика с обостренной, почти болезненной гордостью, нешуточными страстями и осторожностью бывшего зэка. Словом, примеры не переводятся. Без такой правды чеховские сестры выглядят слегка постаревшими, но по-прежнему инфантильными девочками, а сам Чехов — действительно безнадежно усталым автором. Так получилось, что очевидную пальму первенства в этих «Трех сестрах» держат неизменно органичный Юрий Степанов (Чебутыкин) и штатный мизантроп (все скептики «Мастерской» достаются ему) Карэн Бадалов (Соленый).

В и без того длинном спектакле нашлось местечко и самому Чехову. На сцене присутствует некий персонаж, благоразумно обозначенный как «человек в пенсне» (Олег Любимов), который ревниво рвется на репетиции к Станиславскому, особенно переживает за третий акт, скрупулезно блюдет авторские ремарки, то и дело осаживая криками «Пауза!» своих подопечных — актеров, и беспомощно разводит руками, когда Тузенбах (Кирилл Пирогов), предчувствуя свою гибель, просит Ирину (Ксения Кутепова) сказать что-нибудь, а та, как школьница у доски, ждет подсказки от автора. Ну и что? Трудно понять, осуществил ли этот «человек в пенсне» хоть сколько-нибудь внятное «приращение смысла».

Эта премьера — яркий пример того, как «погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех», а все бесспорные составляющие успеха, увы, не складываются в одну убедительную победу. Как будто под рукой у волшебника-режиссера оказалась на сей раз только мертвая вода — и все вроде бы сложилось и срослось, но вода живая пока так и не пролилась на это театральное создание.