Вильям, прости и пой

Прошлым летом Петр Фоменко согласился поучаствовать в работе Летней театральной школы СТД. Мастер к тому времени уже ушел из педагогики, оставив кафедру режиссуры в РАТИ. И вдруг вернулся, но в несколько ином качестве — летняя школа, как известно, есть нечто вроде курсов повышения квалификации для молодых, уже имеющих образование актеров из стран СНГ и из-за рубежа. На этих занятиях он поведал, что уже около года работает с курсом стажеров, и показал в эскизном варианте свою с ними работу под названием «Сказка Арденнского леса». А нынче спектакль вошел в репертуар «Мастерской», в рождественские дни премьеру сыграли в старых стенах театра, там она и будет идти в дальнейшем. Играют те самые стажеры, а вместе с ними три фоменковских зубра — артисты Кирилл Пирогов в роли Жака-Меланхолика, Олег Нирян — герцог Фердинанд и режиссер Иван Поповски в роли дикого, необузданного Чарли, телохранителя герцога Фредерика. На программке значится: «Открытая репетиция стажерской группы театра». Но, конечно, никакая это не репетиция. А вот импровизационный дух присутствует. Точнее было бы сказать — фирменный стиль Фоменко, те самые лукавая игра и легкое дыхание, которыми столько раз определяли методу Петра Наумовича, что все определения давно отлились в штампы. Однако снова играют легко, иронизируют, остраняют текст и персонажей, много поют, аккомпанируя на пианино, клавесине и флейте, простые скамейки и столы превращают в скалы и райские кущи, к каноническому тексту лепят отсебятину. Впрочем, и канонического текста нет. Пьеса по мотивам шекспировской комедии «Как вам это понравится» написана Юлием Кимом более двадцати лет назад. Однажды, в 1981 году, Петр Фоменко уже ставил ее в Ленинграде. В ней решительно все принадлежит тому времени, когда любили игру под названием «театр в театре», когда обожали интеллигентские стихотворные парафразы классических смыслов и стилей, когда плащи, канделябры, парики и шпаги уносили публику вместе с актерами прочь от унылой регламентированной реальности в призрачный мир комедиантской свободы. Образ Арденнского леса тут как нельзя кстати. Ведь на самом деле этот шекспировский сюжет, под завязку набитый интригами и перипетиями, отсвечивающими то его же «Бурей», то «Цимбелином», то «Мерой за меру», никогда не считался шедевром. А вот волшебный лес, куда от кровавых распрей и разборок отправляются все действующие лица и там освобождаются от титулов, званий, а также постылой необходимости бороться, всегда оставался заманчивой и почти что философской категорией. Ради него, помнится, и режиссер Андрей Гончаров на излете своей жизни поставил эту пьесу в Театре имени Вл. Маяковского. Ради него и британец Деклан Доннеллан, еще в молодости, в созданном им театре «Чик бай джоул» сочинил один из самых веселых и изящных своих спектаклей.

Нынешняя работа Петра Фоменко — это ненавязчивое сообщение миру о том, что мастер остается самим собой. Что его долгий и блестящий опыт дает ему право еще раз посмаковать то блюдо, которое он сам изобрел и которое, несмотря на известность рецепта, никто лучше него изготовить не может. Тут сходу вспоминается неудачный опус Вениамина Смехова «Прости нас, Жан Батист», произведенный несколько лет назад в тех же стенах и с благословения самого Фоменко. Вроде бы, все там было так же - и парафраза мольеровской пьесы «Мещанин во дворянстве», и игра в театр, парики-камзолы-подсвечники-клавесины, и интеллигентская стихотворная отсебятина, шутки-прибаутки. Но все было с обратным знаком — вне времени, его ритмов и смыслов, да с очевидным самовлюбленным словоблудьем и элементарным неумением вовремя остановиться. Вывод на самом деле прост. Старая парафраза Кима неизмеримо качественнее новой, смеховской. А специфическая театральная метода режиссера Фоменко остается живой и плодотворной ровно столько лет, сколько она способна вдохновлять самого мастера. За какие-то полтора года стажировки молодые артисты со всех концов света усвоили ее в мельчайших нюансах и выглядят такими же «привитыми» ею, как «фоменки» нескольких поколений. Они обнаруживают умение играть счастье, воздушно перемещаться в любые обстоятельства и характеры, иронически поглядывать на себя со стороны и брать печальные философские паузы. Итальянка Моника Санторо в роли Селии делает это ничуть не менее виртуозно, чем русская Мария Андреева, играющая Розалинду. Дмитрий Рудков в роли шута Билли и вовсе дает «классику» — сквозь его ерничество просвечивают и грусть, и простодушие, и грубость простолюдина, и лиризм поэтического создания. Собственно, все без исключения хороши в этом спектакле, у всех в этой по виду импровизационной, а на самом деле жестко и логично выстроенной композиции есть свое выигрышное место.

Но зубры — отдельная песня. И если Поповски — Чарли с позабытым студийным наслаждением пускает в ход собственную экзотическую природу (лохмат, громогласен и начисто лишен куртуазных манер), то Пирогов со своим Жаком-Меланхоликом попросту становится лейттемой всей этой затеи. «Хотя…», останавливает он сам себя каждый раз, когда пускается в рассуждения о бренности всего сущего. Идеолог Арденнского леса, убежденный противник любого социума, любых уз, связывающих индивидуума как единицу какого бы то ни было общества, он последовательно подвергает сомнению собственный концепт. Нос к носу сталкиваясь с любовью, вспоминает о своем одиночестве. Меланхолично наблюдая азартные игры, констатирует в самом себе некую нехватку жизненных соков. При взгляде на тех, кто вернется к домашнему очагу, печально осознает собственную участь вечного странника. Словом, в этом мире легких превращений Пирогов-Жак одиноко выпевает тему времени. Того самого, что не только уносит вчерашние привязанности, но и сметает еще вчера казавшиеся незыблемыми твердыни. В том числе и театральные. Нынче в нашем театре «не носят» ни интеллигентных стихотворных импровизаций, ни любовных игр в классические комедийные положения. Много чего не носят, и фигуры теперь другие, и шить так разучились. Петр Фоменко еще раз останавливает уже знакомое нам чудное театральное мгновение. Но это он нас с ним однажды и познакомил, его, как говорится, «бренд» — ему и в руки. А Шекспир его, уж точно простит. И его, и Юлия Кима.