Безумие в день кровяной колбасы

Театр со стороны кулис был всегда лакомым куском для драматургов и режиссеров. И публика тоже это любит. Однако то, что предложил австриец Бернхард, — нечто необычное.

«Лицедей» — это комедия которая на самом деле конечно же трагедия или наоборот. Пьеса написана без знаков препинания, лестницей, как у Маяковского, и действительно комедия с трагедией наоборот. Впрочем, разбирайтесь сами с тем, что предложил театральный подвал.

В провинциальный город на 280 душ приезжает актер государственных театров Брюскон ( Андрей Смоляков). Останавливается в заезжем трактире, где беспрестанно требует куриную лапшу, и без глазков жира. Говорит о Гитлере, Сталине, Муссолини, царе Николае, Черчилле, Спинозе и так доходит до понятия духовного гомосексуализма. Требует куриной лапши. Отвешивает подзатыльники сыну. Бранит дочь. Поминает недобрым словом жену, судя по всему, чахоточную. Принимает театральные позы и даже самые бытовые разговоры перед трактирщиком произносит как трагические монологи. Он то Гамлет, то король Лир. Он то мил, то омерзителен в своем притворстве. А вдруг, кажется, что сердце разорвется от боли и прольется чья-то кровь. Однако зритель смеется. И не над самострельной репликой типа:

 — Хороший актер — такая же редкость, как задница вместо лица.

Или:

 — Хороший актер несовместим с вегетарианством.

А над тем, как бесконечный сумасшедший монолог господина Брюскона легко и изящно разыгран артистом Андреем Смоляковым при практически молчаливом участии его детей ( Алексей Усольцев, Лина Миримская), его жены ( Надежда Тимохина) и трактирщика с трактирщицей ( Александр Воробьев, Елена Цапко). Причем партнеры лицедея в более трудном положении — они только отыгрывают реакцию на бред своего гениального папаши, мужа, постояльца. Например, во втором акте супруга лицедея смотрит на мужа и вздыхает, когда он распределяет роли в новой пьесе или уродует ее лицо черным гримом. И наконец разражается истерическим хохотом. За что заслуживает криков «браво!».

Карбаускису удалось сделать невозможное — он удивительным образом разложил двухчасовой бредовый монолог на партитуры тонов, полутонов и даже звуков — от музыкальных до скрипучей двери. И еще жестов, низменность которых порой возводится в ранг метафор в силу своей неожиданности. Так, в одно из мгновений по заднику проходит трактирщица, карикатурно неся перед собой окровавленные руки, как топор. На самом деле она делала кровяную колбасу, но в контексте трагикомичного потока ярко-красные конечности читаются иначе. Стильность спектакля дополняют костюмы Светланы Калининой и свет Сергея Скорнецкого.

Весь спектакль — как ружье у Чехова, которое должно выстрелить. Выстрела — то есть спектакля в трактире — ждут в финале. Однако он задерживается — еще нет бургомистра, потом его жены. И вот-вот откроется занавес… Но - гроза, ливень, публика разбежалась. И. .. слева на крупном плане съежившаяся фигура Лицедея. И не понять — плачет он или зашелся в истеричном хохоте.

«Лицедей» кроме высоких эстетических мыслей —красиво, как на картинах у голландцев — и философских мыслей — не ходите девки замуж за артистов, — возникают мысли и другого свойства. Чертовски, знаете ли, хочется куриной лапши. Весь первый акт публика дружно сглатывет слюньки. Хотя спектакль, как вы понимаете, не про то.

Р. S. Как выяснилось, в пьесе Бернхарда господин артист требовал не куриную лапшу, а так называемый фритатен — крепкий говяжий бульон, приправленный тонко раскатанным и порезанным на узкие полоски омлетом. Однако переводчик рассудил, что фритатен зуппе — незнакомая гастрономическая реалия для нашей публики.