Молодой месяц

Режиссер Сергей Женовач поставил с актерами студии Петра Фоменко «Месяц в деревне», обозначив тем самым начало нового тургеневского сезона (как уже сообщал «Ъ», эту пьесу репетирует также Роман Виктюк — в «Современнике», а Андрей Смирнов приглашен поставить ее в Comédie Française). И хотя премьера «фоменковцев» проходила в зале далеко не престижном — клубе «Каучук» на Плющихе, по присутствию банкиров (за таинственным «Меценатом», давшим деньги на постановку, как выяснилось, скрывается Национальный резервный банк) и заместителей министра культуры она могла бы составить конкуренцию даже столь громкому событию нынешней осени, как «Трехгрошовая опера» в театре «Сатирикон».

В перечислении и действующих лиц программка к спектаклю столь же подробна, как вступительная ремарка к пьесе: «┘Наталья Петровна, жена его, 29 лет, Верочка, воспитанница, 17 лет, Михаила Александрович Ракитин, друг дома, 30 лет, Алексей Николаевич Беляев, студент, 21 год┘»
Для «Месяца в деревне», уже давно воспринимавшегося российской публикой как рассказ о «кризисе середины жизни», это уточнение существенно. Возвращение главным героям их реального возраста дает режиссеру возможность ставить спектакль о прошедшей молодости и наступившей скуке, а о чем-то ином — «о свойствах страсти», например.
Именно этой возможностью он и воспользовался сполна. Знакомый с отрочества образ импозантного флегматичного господина — автора «Нови», «Рудина», «Накануне» — в трактовке Женовача готов потесниться, уступив место образу господина темпераментного и сведущего в нюансах психологии противоположного пола.
Наличие же в труппе Галины Тюниной, воплощенной актрисы стиля «модерн», и сестер Кутеповых, удивительным образом, будто и не было полувека, возродивших мхатовский женский типаж эпохи Большого стиля, манит соблазном поставить пьесу «на все времена» или, при более прозаическом осознании задачи, создать образцовое постмодернистское произведение. 
Последнее, впрочем, вряд ли входило в намерение режиссера, предпочитающего стиль нарочито провинциального традиционализма, но это именно то условие, которое диктует выбор актеров, точнее актрис. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы сделать нынешний «Месяц в деревне» событием московского сезона, но слишком мало, чтобы застраховать проект Женовача от неудачи.
Удовольствие следить за сменой настроений явно напрашивающейся на экзорсизм Наталии Петровны — Галины Тюниной, за виртуозной техникой Ксении Кутеповой, вновь обреченной на характерную роль (компаньонка, 37 лет), за тем, как взрослеет героиня Полины Кутеповой — Верочка, и поет свои песни Мадлен Джабраилова — дворовая девушка Катя, почти заставляет поверить, что актер в сущности и есть театр. Тургеневский мир женских образов, перенесенных на сцену и сыгранных с идеальным простодушием (все, что написано, и все, как написано) пленяет так же, как подробное перелистывание страниц «Идиота» в первой части поставленной ранее Женовачем трилогии. И плен этот столь же заметно ослабевает по мере того, как действие подходит к финалу.
«Конец — делу венец» сказано о чем угодно, только не о спектаклях Женовача. Он вдохновенно разводит мизансцены, останавливаясь вдруг на каком-то жесте и доводя его до объема репризы (глядя на актеров, часто видишь пластику режиссера), но финальный аккорд, призванный скрепить всю конструкцию, почти никогда в его постановках не слышен. Кажется, увлекшись процессом игры, режиссер просто забывает, что этот аккорд надо взять. Равно как и то, что даже в пьесе, не говоря уже о романе, подробное перенесение текста на сцену не есть еще гарантия адекватности.
Последние эпизоды «Месяца в деревне», когда мельтешение поступков и состояний вдруг исчезает и не остается ничего, кроме сосредоточенного на самом себе течения времени — то, что делает пьесу Тургенева предтечей чеховской драматургии и литературы XX века, — в спектакле провалены начисто. фокуса смены ритма не происходит, и продолжается все то же мельтешение на холостом ходу: рыдает Наталья Петровна, носится по сцене юный возлюбленный (Кирилл Пирогов), изумленно вздымает брови и плечи старый друг дома Ракитин (Рустэм Юскаев). И тогда приходится констатировать, что при отсутствии двух героев-любовников («старого» и молодого) женский ансамбль не слаживается, а блистательный трагический муж (Юрий Степанов) и смешной немец, он же горе-жених Большинцов (Тагир Рахимов), положения не спасают. И что амбиции растянуть представление на четыре с половиной часа, оставив в неприкосновенности диалоги, явно излишни, когда далеко не все сцены могут быть по-настоящему сыграны. И что театр — это все-таки не только актер, а как минимум актер плюс его тема. Актеры театра Фоменко слишком молоды, чтобы привнести эту тему с собой. Но достаточно опытны и виртуозны, чтобы наигравшись от души, подарить современному театру феномен обворожительного, хотя и неудавшегося спектакля.