«Мир головокружительной свободы»
В программке нового спектакля “Мастерской П. Фоменко” по Шекспиру А. В. Бартошевичу вынесена “особая благодарность”. “ЭС” попросила Алексея Вадимовича поделиться своими впечатлениями от премьеры.
– Перед репетициями “Сна в летнюю ночь” меня позвали в “Мастерскую Фоменко” прочитать артистам лекцию о постановках пьесы у нас и на Западе. Я пытался обратить их внимание на некоторые наиболее интересные трактовки. И, признаюсь, оказался рад тому, что ничего общего с моими советами в спектакле Ивана Поповски не обнаружил.
На Западе “Сон в летнюю ночь” ставился и ставится постоянно, история знает несколько настоящих шедевров. В 1905-м эту пьесу поставил Макс Рейнхардт, позднее он много раз к ней обращался, что-то его не устраивало. Кто-то писал о более чем 20 вариантах. Когда, по понятным причинам, Рейнхардту пришлось покинуть сперва Берлин, а потом Вену (после аншлюса) и он переехал в Штаты, ему предложили снять фильм в Голливуде, навязав в помощники какого-то американского кинорежиссера, специалиста по феериям. В фильме в американизированном бутафорском лесу бродил белый Единорог (сразу было понятно, что это конь, между ушами которого присобачен рог), роились толпы эльфов. Вернее, прелестных юных балерин, с помощью кинотехники летающих по воздуху. В итоге получился довольно вульгарный, провинциальный, хотя и эффектный фильм.
“Сон в летнюю ночь” – любимая пьеса викторианского театра. В эту эпоху ценили театральные волшебства. Тогда появилась традиция изображать эльфов в туниках. В тридцатые годы на смену ниспровержению викторианской культуры (после Первой мировой войны) пришел культ викторианского стиля, ностальгия по блаженным, мирным временам королевы Виктории, когда Британия была мощной империей. Тайрон Гатри поставил “Сон” в романтическом стиле. Титанию играла Вивьен Ли – идеальная викторианская мисс. На спектакль привели двух девочек, Елизавету и ее младшую сестру Маргариту – есть знаменитая фотография, как девочки из королевской ложи в Олд Вик смотрят это сказочное зрелище.
В конце 1950-х Питер Холл поставил “Сон в летнюю ночь” в Шекспировском Мемориальном театре, руководителем которого он был незадолго до того назначен. Холл как умный и опытный менеджер понимал, что начинать с революции в театре нельзя. Он сделал элегантный, иронический, но вполне викторианский спектакль. И эльфы у него были вполне традиционные. Единственная новация: эльфы были босые, а на сцене лежали пучки соломы – язык уже совсем другого театра.
Самое время сказать о великом спектакле Питера Брука, который очень многое переменил во взгляде на эту комедию Шекспира. Идиллически сказочному взгляду на пьесу (“Сон” традиционно считался представлением для детей) он противопоставил нечто совсем недетское. В своей известной книге Ян Котт написал об особом взгляде на эльфов. Это были уродцы, карлики, выползающие во сне из нашего подсознания. Он точно угадал, по какому пути пойдет театр в интерпретации Шекспира, и прежде всего, этой комедии. Брук оттолкнулся от мысли Котта. Он говорил актерам, что всегда имеется тайная пьеса, скрытая в недрах текста, и задача в том, чтобы больные комплексы, дремлющие в этой пьесе и в нас самих, выпустить на волю. Но выпустив на волю тайную пьесу, он стал преодолевать и загонять, взнуздывать сновидческую стихию с помощью мизансцен и приемов китайского цирка. Он увидел в “Сне” не привычную тьму леса, а сияющую белизну лаборатории или гимнастического зала. На фоне этой белизны летали на трапециях эльфы. Спектакль возили по всему миру, он имел гигантский успех (несопоставимый ни с одним бруковским спектаклем). Брук хотел показать “Сон” в Москве, но гастроли не состоялись: в одном из городов Восточной Европы спектакль Брука увидели гастролировавшие там советские актеры одного известного театра и рапортовали на родину, что в “Сне” Брука слишком много секса.
В русском театре у “Сна в летнюю ночь” весьма куцая сценическая история, в отличие от “Укрощения строптивой” или “Много шума из ничего”, тех пьес Шекспира, которые наиболее близки комедии характеров. Могу назвать лишь спектакль Александра Ленского в Новом театре в самом начале ХХ века и мейерхольдовскую постановку в Херсоне, но оба не оставили заметного следа в истории. Дальше огромный временной провал, и только в мае 1941 года вышла премьера Алексея Дмит-риевича Попова в Театре Красной Армии. Об этом спектакле говорили, касаясь преимущественно светящихся декораций и костюмов. В волшебном лесу носились светящиеся эльфы. Я специально читал прессу, пытаясь понять, что происходило в спектакле. Речь шла о деталях, порой прелестных. Например, Основа, которого уже превратили в осла, надевал себе на шею веревку и сам себя привязывал к забору. Не забудем о дате премьеры. Она состоялась в конце мая, прошел месяц, и началась война. Больше об этом спектакле ничего слышно не было.
Потом наступает еще один долгий перерыв до того, как Александр Морфов поставил “Сон” в петербургском Театре имени В. Ф. Комиссаржевской. Через какое-то время Кирилл Серебренников показал свой спектакль на Платформе. Очень важное свойство пьесы в том, что все молодые герои – мальчишки и девчонки. У Серебренникова роли играли совсем молодые артисты, их возраст подчеркнут ранцами, роликами – очень правильно придумано. Дело не во внешних деталях, а в том, что это история первой школьной влюбленности, прекрасной и нелепой любви в ее начальном, пубертатном периоде. Запомнился замечательный финал. Круг, на котором происходит действие, начинает вертеться, и в этом верчении участвуют все: и герои, и публика. Сцена, в которой обнаруживается, казалось, не свойственный Кириллу Серебренникову лиризм.
А теперь перейдем к главной части нашего разговора: Шекспир в “Мастерской Фоменко”. Вспомним студенческую “Двенадцатую ночь” Евгения Каменьковича на курсе Петра Фоменко в ГИТИСе, прожившую долгую жизнь. Спектакль еще долго показывали в Мастерской в Крещенские вечера. Позже Петр Наумович поставил “Сказку Арденнского леса” – одну из самых лучших комедий Шекспира на отечественной сцене. Элегантный, точный психологический спектакль с замечательным Кириллом Пироговым в роли Жака. Спектакль невесомый, лукавый, полный обольстительной игры, настоящее театральное счастье. Искать в нем идеи, уроки было делом безнадежным. Что и правильно, когда речь идет о комедиях Шекспира. Вы выходили со спектакля, и ваша душа танцевала. И воздух танцевал вокруг вас.
“Сон в летнюю ночь” Ивана Поповски публика принимает с восторгом и ликованием. Когда кончился спектакль, зрители неистовствовали, долго не отпускали актеров. Я ужасно люблю смотреть в актерские глаза на поклонах. В них светится такое облегчение, счастье, такая уверенность в неотразимости своего искусства. Если вы хотите видеть счастливых людей, не уходите с поклонов. Но главное чудо в том, что вы чувствуете, как возрождается дух той волшебной игры, который нес в себе Петр Фоменко. Не хочу сказать ничего плохого о спектаклях, поставленных после его ухода, были и тонкие, и интересные вещи. Но все-таки такого опьяняющего духа театра Фоменко, сгустков энергии, лишенных какого-либо веса, вступающих в игру между собой, не наблюдалось.
Кроме режиссуры Ивана Поповски в спектакле есть чудесная сценография художника, имя которого (или которых) скрыто под псевдонимом П. О. П. На сцене выстроен полетный мир, мир танцующих полотнищ, мир головокружительной свободы. В нем может произойти все что угодно. Всегда опасно, когда актеры выбегают в зрительный зал. Но здесь пробеги девчонок, носящихся как угорелые среди публики, вполне оправданы. В конце все исполнители, танцуя, выскакивают в проходы для того, чтобы принять участие в театральном восторге, охватывающем зрительный зал.
Главная радость этого “Сна” – четверка молодых героев – Серафима Огарева, Ирина Горбачева, Александр Мичков, Юрий Буторин; и Амбарцум Кабанян в роли Пэка. Замечательное соединение безошибочного психологического рисунка с гимнастическими, почти цирковыми трюками. Поповски выстраивает сложнейшие мизансцены, лепит из этих тел фантастические композиции. Тут не просто акробатика, каждое движение продиктовано смыслом, внутренней мотивировкой. В этом весеннем безумстве (кстати, шекспироведы спорят о том, в какое время года происходят события), Midsummer night – это вечер накануне Ивана Купалы, в конце июня – праздник раскрепощения. С другой стороны, в тексте упоминаются майские игры. Духом весны и волшебной молодости проникнуто все, что эта четверка вытворяет на сцене. В любовном безумии они сплетаются в такие сложные клубки, что порой непонятно, чья рука или нога участвуют в головокружительных бросках. Весенний хмель пронизывает спектакль.
Обычно самая привлекательная линия “Сна” – сцены ремесленников. Поповски взял перевод Осии Сороки, где Основа называется Мотовило. Это право театра – выбирать перевод. Наверное, я консервативен, но выбрал бы перевод Татьяны Щепкиной-Куперник. Она не была великой переводчицей, и когда бралась за “Короля Лира”, получалось дамское рукоделие, но комедии ей удавались. Ремесленников играют лучшие актеры Мастерской – Кирилл Пирогов,
Андрей Казаков, Рустэм Юскаев. Когда они показывают “Пирама и Фисбу”, зал умирает от хохота. Но мне показалось, что режиссер был так занят миром волшебства, миром влюбленных, что прошел мимо очень интересных вещей, связанных с эпизодами ремесленников. Там есть сцена репетиции, где возникает выразительный конфликт между главным актером и режиссером, комическая коллизия. Кстати, когда я перечислял спектакли по этой пьесе, забыл о постановке Николая Шейко во МХАТе, где Виктор Гвоздицкий замечательно играл Основу. Он играл не любителя, как в пьесе, а величественное воплощение старого театра, похожее на Николая Анненкова (“О, ночш!”). И это не было пародией. То, что делал Гвоздицкий, было полно восхищения мощной, архаической старой школой. В “Сне” Поповски актеры играют хорошо, но любопытно выстроенных отношений между персонажами мне не хватало.
Совсем другой стилистический уровень – то, что делают Галина Тюнина и Карэн Бадалов в ролях Ипполиты и Титании, Тезея и Оберона. Как божественно читает стихи Тюнина, как органично. У Сороки название пьесы переведено как “Сон в шалую ночь”. И хотя название осталось традиционным, создать шалую ночь режиссеру удалось. Его спектакль – одна из главных театральных радостей завершившегося сезона.
Записала Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
– Перед репетициями “Сна в летнюю ночь” меня позвали в “Мастерскую Фоменко” прочитать артистам лекцию о постановках пьесы у нас и на Западе. Я пытался обратить их внимание на некоторые наиболее интересные трактовки. И, признаюсь, оказался рад тому, что ничего общего с моими советами в спектакле Ивана Поповски не обнаружил.
На Западе “Сон в летнюю ночь” ставился и ставится постоянно, история знает несколько настоящих шедевров. В 1905-м эту пьесу поставил Макс Рейнхардт, позднее он много раз к ней обращался, что-то его не устраивало. Кто-то писал о более чем 20 вариантах. Когда, по понятным причинам, Рейнхардту пришлось покинуть сперва Берлин, а потом Вену (после аншлюса) и он переехал в Штаты, ему предложили снять фильм в Голливуде, навязав в помощники какого-то американского кинорежиссера, специалиста по феериям. В фильме в американизированном бутафорском лесу бродил белый Единорог (сразу было понятно, что это конь, между ушами которого присобачен рог), роились толпы эльфов. Вернее, прелестных юных балерин, с помощью кинотехники летающих по воздуху. В итоге получился довольно вульгарный, провинциальный, хотя и эффектный фильм.
“Сон в летнюю ночь” – любимая пьеса викторианского театра. В эту эпоху ценили театральные волшебства. Тогда появилась традиция изображать эльфов в туниках. В тридцатые годы на смену ниспровержению викторианской культуры (после Первой мировой войны) пришел культ викторианского стиля, ностальгия по блаженным, мирным временам королевы Виктории, когда Британия была мощной империей. Тайрон Гатри поставил “Сон” в романтическом стиле. Титанию играла Вивьен Ли – идеальная викторианская мисс. На спектакль привели двух девочек, Елизавету и ее младшую сестру Маргариту – есть знаменитая фотография, как девочки из королевской ложи в Олд Вик смотрят это сказочное зрелище.
В конце 1950-х Питер Холл поставил “Сон в летнюю ночь” в Шекспировском Мемориальном театре, руководителем которого он был незадолго до того назначен. Холл как умный и опытный менеджер понимал, что начинать с революции в театре нельзя. Он сделал элегантный, иронический, но вполне викторианский спектакль. И эльфы у него были вполне традиционные. Единственная новация: эльфы были босые, а на сцене лежали пучки соломы – язык уже совсем другого театра.
Самое время сказать о великом спектакле Питера Брука, который очень многое переменил во взгляде на эту комедию Шекспира. Идиллически сказочному взгляду на пьесу (“Сон” традиционно считался представлением для детей) он противопоставил нечто совсем недетское. В своей известной книге Ян Котт написал об особом взгляде на эльфов. Это были уродцы, карлики, выползающие во сне из нашего подсознания. Он точно угадал, по какому пути пойдет театр в интерпретации Шекспира, и прежде всего, этой комедии. Брук оттолкнулся от мысли Котта. Он говорил актерам, что всегда имеется тайная пьеса, скрытая в недрах текста, и задача в том, чтобы больные комплексы, дремлющие в этой пьесе и в нас самих, выпустить на волю. Но выпустив на волю тайную пьесу, он стал преодолевать и загонять, взнуздывать сновидческую стихию с помощью мизансцен и приемов китайского цирка. Он увидел в “Сне” не привычную тьму леса, а сияющую белизну лаборатории или гимнастического зала. На фоне этой белизны летали на трапециях эльфы. Спектакль возили по всему миру, он имел гигантский успех (несопоставимый ни с одним бруковским спектаклем). Брук хотел показать “Сон” в Москве, но гастроли не состоялись: в одном из городов Восточной Европы спектакль Брука увидели гастролировавшие там советские актеры одного известного театра и рапортовали на родину, что в “Сне” Брука слишком много секса.
В русском театре у “Сна в летнюю ночь” весьма куцая сценическая история, в отличие от “Укрощения строптивой” или “Много шума из ничего”, тех пьес Шекспира, которые наиболее близки комедии характеров. Могу назвать лишь спектакль Александра Ленского в Новом театре в самом начале ХХ века и мейерхольдовскую постановку в Херсоне, но оба не оставили заметного следа в истории. Дальше огромный временной провал, и только в мае 1941 года вышла премьера Алексея Дмит-риевича Попова в Театре Красной Армии. Об этом спектакле говорили, касаясь преимущественно светящихся декораций и костюмов. В волшебном лесу носились светящиеся эльфы. Я специально читал прессу, пытаясь понять, что происходило в спектакле. Речь шла о деталях, порой прелестных. Например, Основа, которого уже превратили в осла, надевал себе на шею веревку и сам себя привязывал к забору. Не забудем о дате премьеры. Она состоялась в конце мая, прошел месяц, и началась война. Больше об этом спектакле ничего слышно не было.
Потом наступает еще один долгий перерыв до того, как Александр Морфов поставил “Сон” в петербургском Театре имени В. Ф. Комиссаржевской. Через какое-то время Кирилл Серебренников показал свой спектакль на Платформе. Очень важное свойство пьесы в том, что все молодые герои – мальчишки и девчонки. У Серебренникова роли играли совсем молодые артисты, их возраст подчеркнут ранцами, роликами – очень правильно придумано. Дело не во внешних деталях, а в том, что это история первой школьной влюбленности, прекрасной и нелепой любви в ее начальном, пубертатном периоде. Запомнился замечательный финал. Круг, на котором происходит действие, начинает вертеться, и в этом верчении участвуют все: и герои, и публика. Сцена, в которой обнаруживается, казалось, не свойственный Кириллу Серебренникову лиризм.
А теперь перейдем к главной части нашего разговора: Шекспир в “Мастерской Фоменко”. Вспомним студенческую “Двенадцатую ночь” Евгения Каменьковича на курсе Петра Фоменко в ГИТИСе, прожившую долгую жизнь. Спектакль еще долго показывали в Мастерской в Крещенские вечера. Позже Петр Наумович поставил “Сказку Арденнского леса” – одну из самых лучших комедий Шекспира на отечественной сцене. Элегантный, точный психологический спектакль с замечательным Кириллом Пироговым в роли Жака. Спектакль невесомый, лукавый, полный обольстительной игры, настоящее театральное счастье. Искать в нем идеи, уроки было делом безнадежным. Что и правильно, когда речь идет о комедиях Шекспира. Вы выходили со спектакля, и ваша душа танцевала. И воздух танцевал вокруг вас.
“Сон в летнюю ночь” Ивана Поповски публика принимает с восторгом и ликованием. Когда кончился спектакль, зрители неистовствовали, долго не отпускали актеров. Я ужасно люблю смотреть в актерские глаза на поклонах. В них светится такое облегчение, счастье, такая уверенность в неотразимости своего искусства. Если вы хотите видеть счастливых людей, не уходите с поклонов. Но главное чудо в том, что вы чувствуете, как возрождается дух той волшебной игры, который нес в себе Петр Фоменко. Не хочу сказать ничего плохого о спектаклях, поставленных после его ухода, были и тонкие, и интересные вещи. Но все-таки такого опьяняющего духа театра Фоменко, сгустков энергии, лишенных какого-либо веса, вступающих в игру между собой, не наблюдалось.
Кроме режиссуры Ивана Поповски в спектакле есть чудесная сценография художника, имя которого (или которых) скрыто под псевдонимом П. О. П. На сцене выстроен полетный мир, мир танцующих полотнищ, мир головокружительной свободы. В нем может произойти все что угодно. Всегда опасно, когда актеры выбегают в зрительный зал. Но здесь пробеги девчонок, носящихся как угорелые среди публики, вполне оправданы. В конце все исполнители, танцуя, выскакивают в проходы для того, чтобы принять участие в театральном восторге, охватывающем зрительный зал.
Главная радость этого “Сна” – четверка молодых героев – Серафима Огарева, Ирина Горбачева, Александр Мичков, Юрий Буторин; и Амбарцум Кабанян в роли Пэка. Замечательное соединение безошибочного психологического рисунка с гимнастическими, почти цирковыми трюками. Поповски выстраивает сложнейшие мизансцены, лепит из этих тел фантастические композиции. Тут не просто акробатика, каждое движение продиктовано смыслом, внутренней мотивировкой. В этом весеннем безумстве (кстати, шекспироведы спорят о том, в какое время года происходят события), Midsummer night – это вечер накануне Ивана Купалы, в конце июня – праздник раскрепощения. С другой стороны, в тексте упоминаются майские игры. Духом весны и волшебной молодости проникнуто все, что эта четверка вытворяет на сцене. В любовном безумии они сплетаются в такие сложные клубки, что порой непонятно, чья рука или нога участвуют в головокружительных бросках. Весенний хмель пронизывает спектакль.
Обычно самая привлекательная линия “Сна” – сцены ремесленников. Поповски взял перевод Осии Сороки, где Основа называется Мотовило. Это право театра – выбирать перевод. Наверное, я консервативен, но выбрал бы перевод Татьяны Щепкиной-Куперник. Она не была великой переводчицей, и когда бралась за “Короля Лира”, получалось дамское рукоделие, но комедии ей удавались. Ремесленников играют лучшие актеры Мастерской – Кирилл Пирогов,
Андрей Казаков, Рустэм Юскаев. Когда они показывают “Пирама и Фисбу”, зал умирает от хохота. Но мне показалось, что режиссер был так занят миром волшебства, миром влюбленных, что прошел мимо очень интересных вещей, связанных с эпизодами ремесленников. Там есть сцена репетиции, где возникает выразительный конфликт между главным актером и режиссером, комическая коллизия. Кстати, когда я перечислял спектакли по этой пьесе, забыл о постановке Николая Шейко во МХАТе, где Виктор Гвоздицкий замечательно играл Основу. Он играл не любителя, как в пьесе, а величественное воплощение старого театра, похожее на Николая Анненкова (“О, ночш!”). И это не было пародией. То, что делал Гвоздицкий, было полно восхищения мощной, архаической старой школой. В “Сне” Поповски актеры играют хорошо, но любопытно выстроенных отношений между персонажами мне не хватало.
Совсем другой стилистический уровень – то, что делают Галина Тюнина и Карэн Бадалов в ролях Ипполиты и Титании, Тезея и Оберона. Как божественно читает стихи Тюнина, как органично. У Сороки название пьесы переведено как “Сон в шалую ночь”. И хотя название осталось традиционным, создать шалую ночь режиссеру удалось. Его спектакль – одна из главных театральных радостей завершившегося сезона.
Записала Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
Алексей Бартошевич, «Экран и Сцена», 31.07.2015
- Осенняя заметка о летнем впечатленииАлексей Бартошевич, «Экран и Сцена», 19.10.2017
- «Мир головокружительной свободы»Алексей Бартошевич, «Экран и Сцена», 31.07.2015
- Рождество у Петра Фоменко, или Двадцать лет спустяАлексей Бартошевич, «OpenSpase.ru», 13.01.2010
- «Война и мир. Начало романа», Мастерская П. ФоменкоАлексей Бартошевич, «Золотая маска», 4.04.2002
- Оскар Уайльд. Высокая модаАлексей Бартошевич, «Независимая газета», 8.04.1994