В тисках законов

Как меняется российский театр в последние годы? Вопрос, наверное, абстрактный, ведь в каждом учреждении своя картина, но все же есть общая проблема, которая тревожит сегодня директоров любых театров, – заметное ужесточение законов. Иными словами: к театру 2013 года стало значительно больше требований со стороны государства, чем было, скажем, в 2003 году. Об этом говорят эксперты «Новых Известий» – Андрей Воробьев, директор «Мастерской Петра Фоменко», Владислав Любый, директор РАМТа и Александр Кулябин, директор Новосибирского «Красного факела».

Андрей ВОРОБЬЕВ:
– В самом деле, огромное количество новых законов и еще большее количество подзаконных актов, инструкций и правил вошли в нашу повседневную жизнь. Никто не отрицает: многие нововведения своевременны и нужны. Правительство добивается прозрачности в финансовых взаимоотношениях. Цели и задачи весьма благородные и нами поддерживаются. Однако методы решения этих проблем не всегда эффективны и разумны.

Дело в том, что законы создаются универсальными для всех отраслей, а театр в этом случае вынужден под них «подстраиваться». Взять, например, 94-й Федеральный закон о госзакупках. Суть его проста: при постановке спектакля театр должен объявить тендер, а далее на конкурсной основе выбрать ту компанию, которая дешевле других изготовит декорацию или, например, сошьет костюмы.

Результат известен. Конкурс выигрывает организация, не имеющая и понятия, как исполнить свои обязательства по государственному контракту, и либо не исполняет контракт, либо исполняет плохо. Отсюда срыв сроков, судебные иски и тяжбы, несвоевременные платежи и прочие неприятности, требующие времени и внимания. Таким образом, вместо того чтобы заниматься выпуском и прокатом спектаклей (своим прямым делом!) мы вынуждены львиную долю времени тратить на то, чтобы остаться в правовом поле и правильно оформить несметное количество документации. 

Насколько стало труднее? Вот простой пример. Еще 10 лет назад я, как директор, работал с двумя заместителями и одним главным администратором, прекрасно справляясь со всем объемом задач. А сегодня в театре работают пять юристов, три кадровика, три старших администратора, помимо главного, пять заместителей директора, и при этом мы не справляемся со всем валом документации. Мы прекрасно понимаем, что приходящие в нашу жизнь законы неслучайны и важны, но они в силу своей недоработанности становятся песком в тонко отлаженном театральном механизме, тормозя и разрушая его.

Хочется, чтобы законотворчество стало предметом деятельности не узкого круга специалистов (главным образом в экономике и финансах), а учитывало мнение тех, кому в дальнейшем придется исполнять эти законы.

Владислав ЛЮБЫЙ:

– Законы, финансовые правила – это детали, отражение общей тенденции профессионализации. Современный театральный менеджмент требует совершенно другого, чем даже 10 лет назад, уровня профессионализма: и по технической составляющей этого понятия, и, главное, по духовной его наполненности. Ведь очень важно понимать, что театр строится по законам менеджмента, но результат этого процесса – духовный. Формирование «просвещенного менеджмента», который поможет преодолеть расхождение между понятиями «эффективный менеджмент» и «художественный результат» – это одна из самых серьезных задач, которые стоят сейчас перед нами. И вот над этим надо работать.

Александр КУЛЯБИН:

– Много лет подряд я, как и мои коллеги, ждал, что театры смогут, наконец, стать автономными учреждениями. Мы были уверены в том, что благодаря этому новшеству театры получат самостоятельность и будут сотрудничать с государством исключительно в рамках договорных отношений. Но в итоге принятый закон получился «кривым», односторонним, ведь после закона последовал подзакон, убивший смысл этого начинания. 

Попробую объяснить. Изначально предполагалось, что театр обретает полную самостоятельность в расходовании выделяемых средств. Он получает от государства задание на определенное количество премьер, сыгранных спектаклей и т.д. И если с заданием мы справляемся, выдаем качественную продукцию и выполняем все показатели государства, то оно в наш карман уже не заглядывает. А вот если не выполняем, будьте любезны, наказывайте нас! Но куда потратить деньги, как распределить все ресурсы (выделяемые государством и дополнительно нами заработанные) – решает сам театр. Мы можем усовершенствовать сценические площадки, можем повысить гонорар приглашенному из другого города режиссеру, можем внедрить какие-то новшества. Главное, что у нас развязаны руки и все средства расходуются целесообразно потребностям.

Но что происходит на деле? Самые смелые проекты могли реализовываться в те два года, когда государство еще не установило мощного контроля над автономиями! Мы, например, успели взять кредит и построить кафе, создав на территории театра своего рода культурно-досуговый кластер. Наше «КаФе» – это и третья сцена с музыкально-театральными программами, и дополнительная услуга для зрителей, которые остаются поужинать после спектакля, и пространство для дискуссий – в общем, новый маркетинговый инструмент в привлечении аудитории, который сейчас нам приносит хороший доход.

Но сегодня с этой затеей ничего бы уже не вышло: мы (автономные учреждения) вправе теперь расходовать самостоятельно только те средства, которые зарабатываем на продаже билетов. А это, безусловно, мизер! Что же касается основных средств, на которые живет театр, – дотаций, то поскольку они выплачиваются через казначейство, мы вновь вернулись к отчетности по каждому винтику – из каких средств и с какой статьи мы потратили на него деньги. То есть опять вступает в силу конкурсная система и 94-й закон о госзакупках. И если, не дай бог, ты перекинул что-то со статьи на статью – подсудное дело, нецелевое использование средств! Снова нет единого хозяина у театрального бюджета. Какая тут может быть целостная стратегия? А с учетом того, что в стране идет спад экономики, государство начинает вести себя с автономиями уже не как партнер, а как папа, который сегодня дал ребенку деньги на кино, а завтра передумал.