Бацилла театра

Его спектакли идут в Большом театре, в Центре оперного пения Галины Вишневской, в театре музыки и поэзии Елены Камбуровой и, конечно, в его родной «Мастерской Петра Фоменко». Македонец Иван Поповски, ученик прославленного Петра Фоменко, а ныне его коллега-режиссер, рассказывает о новоселье, о русскоязычном театре и о том, почему он считает Москву своим вторым домом.

Театр только что переехал. Как вам новое здание?

Театр очень хороший, по-моему. Красивый. Без помпы, без золота и лепнины. Функциональный и предназначенный для работы. Там везде «театр»: помимо сцены можно играть и в фойе, и в гардеробе, и в буфете, и на балконе, и даже на крыше. Замечательный архитектор Алексей Гнедовский совместил современную архитектуру с классическим театром. И место удивительное — в старой Москве, но с видом на новую, между Кутузовским проспектом и «Сити». И разделяет нас не пропасть, а только Москва-река. Мы очень долго искали театру пристанище, жили на чемоданах бывало, играли в таких условиях, в которых в принципе играть невозможно. Теперь наша задача — вдохнуть жизнь в новые стены, «намолить» вместе со зрителями, как говорит Петр Наумович, «заразить бациллой театра» новый прекрасный дом. Он уже приступил к этому, репетируя и выпуская «Бесприданницу».

«Мастерская Фоменко» всегда воспринималась как элитарный театр, на спектакли которого можно попасть только по записи в листе ожидания. Нет ли опасений, что при переходе на большую сцену уйдет в прошлое очаровательная камерность?

Новое пространство вовсе не огромное — всего 450 мест в большом зале. Там будут идти спектакли так называемой большой формы. А такие спектакли, как «Одна абсолютно счастливая деревня», созданные для камерного пространства, будут играться на малой сцене. Надеемся, что она откроется весной.

Вы любите ставить спектакли по произведениям классиков русской литературы. Но ведь русский язык для вас не родной…

Моя русская классика в первую очередь связана с поэзией — Цветаевой, Гумилева, Блока, Есенина. Хотя и великая русская проза Пушкина, Тургенева, Гоголя тоже была предметом нескольких моих спектаклей. Язык не проблема, его можно выучить. Главное, чтобы было понимание, чтобы возникал своего рода сговор между режиссером и автором, режиссером и актерами и, в конечном итоге, между публикой и спектаклем.

Насколько сложно воспринимать театральное действо, не зная языка, на котором он идет?

У меня есть стремление, чтобы спектакль, который я предлагаю публике, был интересен даже если зритель воспринимает только глазами или только ушами. Я ставил музыкальные спектакли в Театре музыки и поэзии Елены Камбуровой. Один спектакль на русском языке — «Капли датского короля», один на немецком по песням Шумана и Шуберта — «Р. S. Грезы┘» и еще один на французском — «Абсент». И там как раз подчеркивается, что если зрители знают, например, французский язык, то на время спектакля они должны его забыть и свободно воспринимать музыку. Причем музыку в широком понимании этого слова — и музыку тела, жеста, и музыку света, и музыку дыхания. ..

Какие московские театры, кроме «Мастерской Фоменко», вы любите, считаете интересными?

Не могу сказать! Кого-нибудь не назовешь — обидятся. К сожалению, тех, кто безусловно отдавался бы театру, старался бы делать театр вопреки всему и не поддавался бы потребностям «злобы дня», очень мало.

Половину жизни вы провели в Македонии, половину в Москве, ставили спектакли в Европе, в Америке. Как ощущаете себя здесь?

Где бы я ни оказался, на лето уезжаю домой в Македонию. А «домой в театр» я возвращаюсь в Москву. Вот такое у меня «воздушное» состояние.