Любить по-советски
Режиссер Виктор Рыжаков увидел прелести в послевоенном быте
О все большем проникновении хореографии в драматический театр можно писать отдельное исследование. В последней премьере режиссера Виктора Рыжакова (на сцене «Мастерской Петра Фоменко») тоже много пластических монологов героев, поставленных хореографом Олегом Глушковым.
Внимание к малейшим деталям - главная черта Рыжакова. Начиная с театральной программки (конверт от пластинки, на котором белым по черному парят женские силуэты, отсылая нас к летающим над городом героям Марка Шагала) и заканчивая непосредственно стилистикой спектакля. Например, в одной из сцен Тамара подворачивает чулки в рубчик, шедевр советской текстильной промышленности, и быстро надевает туфли. Это привычное движение оттуда, из быта 1960‑х годов.
Пять вечеров, чтобы вернуть и вернуться. Именно столько надо героям пьесы - Тамаре и Александру Петровичу Ильину, чтобы оттаять, понять друг друга. Вращающийся помост, на котором всего лишь одна декорация - стенной проем с дверью. Дверь - важная деталь спектакля. Наглухо заклеенная в начале и с приходом Ильина (Игорь Гордин) в квартиру Тамары (Полина Агуреева) с треском выдранная из картонной стены. Потом одну половинку двери снимают с петель, превращая в стол. В финале ее водрузят на место. И вновь с шумом распахнутся створки - вернется Ильин. Пять вечеров. Через пятнадцать послевоенных лет ожидания…
Дверь как метафора. Пожалуй, точнее придумать сложно. В общинном существовании послевоенного времени редко найдется семья, в жизни которой отсутствует период, связанный с коммунальной квартирой. В коммуналках жили все, заново строя разрушенный фашистами мир, поднимая города из руин.
Вместе с режиссером художник спектакля Анастасия Бугаева детально воссоздает время. Спектакль буквально дышит советской эпохой. Взглянуть хотя бы на костюмы: плохо сидящие на фигурах мешковатые пальто, платья по фасону 1960‑х годов и эти жутчайшие чулки в рубчик. А ночные сорочки! В самом первом диалоге Зоя (Евгения Дмитриева) одета в совдеповскую ночную рубашку: белую, накрахмаленную, с крылышками. И Тома, делая смешную зарядку на ночь, тоже в сорочке: наглухо застегнутой, с рукавами и смешными рюшечками. Мы с вами в том самом времени, когда «у нас в стране секса нет», и кто усомнится в этом, глядя на володинских героев? Они не знают, как обняться, куда прижаться и как поцеловаться даже в минуты счастья и близости…
За модными режиссерскими приемами, такими как видеопроекция и компьютерная анимация, вовсе не теряются актерские работы - одна другой лучше. Полина Агуреева блестяще сыграла советскую женщину, Игорь Гордин - одинокого мужчину, прошедшего войну. Многое в спектакле вызывает улыбку, как один из диалогов между молодыми: «В 38 лет можно выйти за что угодно», - говорит Катя (Яна Гладких) племяннику Тамары Славе (Артем Цуканов).
Время обозначено штрихами, но штрихи эти удивительно точные: Рыжаков создает на чистом холсте пространства сцены рисунок времени. Рисунок с налетом шаржа, но доброго, выполненного с большой любовью и к автору, и к его героям. Пластинка-сцена крутится. Звучит то Рахманинов, то «Валенки». Тамара, Тома, Зоя, Катя, Слава, Валя, Клава… Это имена войны и послевоенные. Как и прически с начесом. Бигуди под платком. И на белой скатерти - сервировка праздничного стола. Простые тарелки, граненые стаканы и цветы в пустых трехлитровых банках. Из всего этого - атмосфера. В танцевальных па отражаются души героев. Тело всегда повторяет изгибы и нелепости души. Рисунок танца вслед за движениями тела, характера. А все вместе - любовь по-советски, какой сейчас нет. История про одиночество. Глупость. Страх. Боязнь жить и любить. И про таких смешных «наших родителей». Которые, пережив войну, лагеря и блокаду, сумели сохранить многое, а главное - любовь.
Внимание к малейшим деталям - главная черта Рыжакова. Начиная с театральной программки (конверт от пластинки, на котором белым по черному парят женские силуэты, отсылая нас к летающим над городом героям Марка Шагала) и заканчивая непосредственно стилистикой спектакля. Например, в одной из сцен Тамара подворачивает чулки в рубчик, шедевр советской текстильной промышленности, и быстро надевает туфли. Это привычное движение оттуда, из быта 1960‑х годов.
Пять вечеров, чтобы вернуть и вернуться. Именно столько надо героям пьесы - Тамаре и Александру Петровичу Ильину, чтобы оттаять, понять друг друга. Вращающийся помост, на котором всего лишь одна декорация - стенной проем с дверью. Дверь - важная деталь спектакля. Наглухо заклеенная в начале и с приходом Ильина (Игорь Гордин) в квартиру Тамары (Полина Агуреева) с треском выдранная из картонной стены. Потом одну половинку двери снимают с петель, превращая в стол. В финале ее водрузят на место. И вновь с шумом распахнутся створки - вернется Ильин. Пять вечеров. Через пятнадцать послевоенных лет ожидания…
Дверь как метафора. Пожалуй, точнее придумать сложно. В общинном существовании послевоенного времени редко найдется семья, в жизни которой отсутствует период, связанный с коммунальной квартирой. В коммуналках жили все, заново строя разрушенный фашистами мир, поднимая города из руин.
Вместе с режиссером художник спектакля Анастасия Бугаева детально воссоздает время. Спектакль буквально дышит советской эпохой. Взглянуть хотя бы на костюмы: плохо сидящие на фигурах мешковатые пальто, платья по фасону 1960‑х годов и эти жутчайшие чулки в рубчик. А ночные сорочки! В самом первом диалоге Зоя (Евгения Дмитриева) одета в совдеповскую ночную рубашку: белую, накрахмаленную, с крылышками. И Тома, делая смешную зарядку на ночь, тоже в сорочке: наглухо застегнутой, с рукавами и смешными рюшечками. Мы с вами в том самом времени, когда «у нас в стране секса нет», и кто усомнится в этом, глядя на володинских героев? Они не знают, как обняться, куда прижаться и как поцеловаться даже в минуты счастья и близости…
За модными режиссерскими приемами, такими как видеопроекция и компьютерная анимация, вовсе не теряются актерские работы - одна другой лучше. Полина Агуреева блестяще сыграла советскую женщину, Игорь Гордин - одинокого мужчину, прошедшего войну. Многое в спектакле вызывает улыбку, как один из диалогов между молодыми: «В 38 лет можно выйти за что угодно», - говорит Катя (Яна Гладких) племяннику Тамары Славе (Артем Цуканов).
Время обозначено штрихами, но штрихи эти удивительно точные: Рыжаков создает на чистом холсте пространства сцены рисунок времени. Рисунок с налетом шаржа, но доброго, выполненного с большой любовью и к автору, и к его героям. Пластинка-сцена крутится. Звучит то Рахманинов, то «Валенки». Тамара, Тома, Зоя, Катя, Слава, Валя, Клава… Это имена войны и послевоенные. Как и прически с начесом. Бигуди под платком. И на белой скатерти - сервировка праздничного стола. Простые тарелки, граненые стаканы и цветы в пустых трехлитровых банках. Из всего этого - атмосфера. В танцевальных па отражаются души героев. Тело всегда повторяет изгибы и нелепости души. Рисунок танца вслед за движениями тела, характера. А все вместе - любовь по-советски, какой сейчас нет. История про одиночество. Глупость. Страх. Боязнь жить и любить. И про таких смешных «наших родителей». Которые, пережив войну, лагеря и блокаду, сумели сохранить многое, а главное - любовь.
Анастасия Вильчи, «Театрал (Новые Театральные Известия)», 06.2011
- Любить по-советскиАнастасия Вильчи, «Театрал (Новые Театральные Известия)», 06.2011