«Я не люблю умозрительный театр»
Хорошо сделанную абсурдистскую пьесу Ивана Вырыпаева «Летние осы кусают нас даже в ноябре» норвежка Сигрид Стрем Рейбо превратила в легкое, изящное зрелище. А главную героиню с блеском исполнила Ксения Кутепова.
— Какой была ваша первая реакция на текст?
— Я очень много смеялась, и мне отчаянно захотелось сделать эту пьесу.
— А как в этой истории появилась норвежский режиссер Сигрид Стрем Рейбо?
— До нашей встречи с Сигрид я не видела ее спектаклей и ничего о ней не знала. Но мне было достаточно того, что она ученица Сергея Женовача. Мы хорошо понимали друг друга. В конце концов, у нас общие театральные координаты, одна школа. Поэтому мне было легко с ней работать.
— Ощущение, что спектакль очень женский.
— Никогда не думала об этой пьесе как о женской. Мне кажется, что она про трех заблудившихся людей. Кроме того, каждый спектакль всегда звучит и складывается по-разному. И по сравнению с первыми показами сейчас все сильно изменилось. Сейчас спектакль по-настоящему рождается, сочиняется вместе со зрителем.
— Он живет теперь своей жизнью или вы его контролируете?
— Спектакль — это такая лодка: ее путь не должен зависеть только от течения и ветра, который непонятно куда подует. Должны быть рулевые и матросы Считаю, что мы трое актеров-матросов, которые в отсутствие капитана-режиссера пытаются удержать лодку на плаву.
— Что вам дал этот спектакль?
— Главное в «Осах» — соблюдать правила игры, которые заданы текстом. Он невероятно формален. Мне кажется, что мы втроем стали более свободными в этом жанре. Это ведь далеко не самый привычный материал для нашего театра.
— Главный вопрос: «Где был Маркус?» для вас решен?
— А важно ли это? В первый же день мы сразу, не сговариваясь, решили, что это не важно. Это ведь не детектив. В пьесе три совершенно разных человека видят одни и те же вещи совершенно по-разному.
— Как появилась «бездонная» оранжевая сумка у вашей героини?
— Когда мы вышли на площадку, я испугалась: мы ходим втроем по сцене и у нас ничего нет. И я сказала: «Сигрид, чур, я буду с сумкой!» В итоге получилось, что в этой сумке, которую Сара постоянно таскает с собой и откуда появляются самые разные вещи, она носит, можно сказать, всю свою жизнь.
— Как там оказываются все эти предметы?
— Открою вам секрет: этих сумок пять. Я незаметно меняю их. Стараюсь в сумки что-то добавлять. Что-то неожиданное для партнеров.
— Вы много в спектакле говорите об отношении к мужчинам. Мысли Сары совпадают с вашими?
— Нет. Эти мысли не имеют ко мне никакого отношения. Меня затронуло в этой пьесе вот что: когда эти люди падают в пропасть и уже почти разбиваются, когда они беспомощны и обнажены, вглядываясь внутрь себя, в последний момент они начинают щекотать друг друга, поливать друг друга водой и радостно утверждать, что во всем виноват дождь. Они почти счастливы в конце. Как дети, они убегают от проблем в стихию игры. В общем, когда совсем невмоготу, можно просто выйти на сцену и поиграть с друзьями во что-нибудь. Можно, например, разыграть пьесу про «Летних ос, которые кусают нас даже в ноябре».
— Какой театр сегодня вам близок?
— Я не люблю умозрительный театр, театр идей и концепций, которые взывают больше к моему разуму, чем к сердцу. Сердце и разум должны вместе плакать или смеяться над увиденным на сцене.
— Вы устаете от театра?
— Конечно! К концу сезона я уже не могу. Мне хочется просто уйти из театра, из профессии. А порой даже и в начале сезона я об этом задумываюсь. (Смеется.)
— Что для вас главное в режиссере?
— Я часто не понимала, что делает Петр Наумович во время репетиций. Он был всегда непредсказуем. Он мыслил на каком-то другом уровне. Так вот, я бы не хотела понимать, что режиссер делает. Когда понятно — неинтересно. Это, конечно, очень упрощенно, но в принципе именно это главное.
— Какой была ваша первая реакция на текст?
— Я очень много смеялась, и мне отчаянно захотелось сделать эту пьесу.
— А как в этой истории появилась норвежский режиссер Сигрид Стрем Рейбо?
— До нашей встречи с Сигрид я не видела ее спектаклей и ничего о ней не знала. Но мне было достаточно того, что она ученица Сергея Женовача. Мы хорошо понимали друг друга. В конце концов, у нас общие театральные координаты, одна школа. Поэтому мне было легко с ней работать.
— Ощущение, что спектакль очень женский.
— Никогда не думала об этой пьесе как о женской. Мне кажется, что она про трех заблудившихся людей. Кроме того, каждый спектакль всегда звучит и складывается по-разному. И по сравнению с первыми показами сейчас все сильно изменилось. Сейчас спектакль по-настоящему рождается, сочиняется вместе со зрителем.
— Он живет теперь своей жизнью или вы его контролируете?
— Спектакль — это такая лодка: ее путь не должен зависеть только от течения и ветра, который непонятно куда подует. Должны быть рулевые и матросы Считаю, что мы трое актеров-матросов, которые в отсутствие капитана-режиссера пытаются удержать лодку на плаву.
— Что вам дал этот спектакль?
— Главное в «Осах» — соблюдать правила игры, которые заданы текстом. Он невероятно формален. Мне кажется, что мы втроем стали более свободными в этом жанре. Это ведь далеко не самый привычный материал для нашего театра.
— Главный вопрос: «Где был Маркус?» для вас решен?
— А важно ли это? В первый же день мы сразу, не сговариваясь, решили, что это не важно. Это ведь не детектив. В пьесе три совершенно разных человека видят одни и те же вещи совершенно по-разному.
— Как появилась «бездонная» оранжевая сумка у вашей героини?
— Когда мы вышли на площадку, я испугалась: мы ходим втроем по сцене и у нас ничего нет. И я сказала: «Сигрид, чур, я буду с сумкой!» В итоге получилось, что в этой сумке, которую Сара постоянно таскает с собой и откуда появляются самые разные вещи, она носит, можно сказать, всю свою жизнь.
— Как там оказываются все эти предметы?
— Открою вам секрет: этих сумок пять. Я незаметно меняю их. Стараюсь в сумки что-то добавлять. Что-то неожиданное для партнеров.
— Вы много в спектакле говорите об отношении к мужчинам. Мысли Сары совпадают с вашими?
— Нет. Эти мысли не имеют ко мне никакого отношения. Меня затронуло в этой пьесе вот что: когда эти люди падают в пропасть и уже почти разбиваются, когда они беспомощны и обнажены, вглядываясь внутрь себя, в последний момент они начинают щекотать друг друга, поливать друг друга водой и радостно утверждать, что во всем виноват дождь. Они почти счастливы в конце. Как дети, они убегают от проблем в стихию игры. В общем, когда совсем невмоготу, можно просто выйти на сцену и поиграть с друзьями во что-нибудь. Можно, например, разыграть пьесу про «Летних ос, которые кусают нас даже в ноябре».
— Какой театр сегодня вам близок?
— Я не люблю умозрительный театр, театр идей и концепций, которые взывают больше к моему разуму, чем к сердцу. Сердце и разум должны вместе плакать или смеяться над увиденным на сцене.
— Вы устаете от театра?
— Конечно! К концу сезона я уже не могу. Мне хочется просто уйти из театра, из профессии. А порой даже и в начале сезона я об этом задумываюсь. (Смеется.)
— Что для вас главное в режиссере?
— Я часто не понимала, что делает Петр Наумович во время репетиций. Он был всегда непредсказуем. Он мыслил на каком-то другом уровне. Так вот, я бы не хотела понимать, что режиссер делает. Когда понятно — неинтересно. Это, конечно, очень упрощенно, но в принципе именно это главное.
Александр Баркар, «TimeOut», 25.04.2014
- «Я не люблю умозрительный театр»Александр Баркар, «TimeOut», 25.04.2014