Нам здесь уже тесно

Один из лучших театров России, знаменитая «Мастерская Петра Фоменко» с 1997 года официально «прописана» на территории нашего округа. Сначала коллектив ютился в небольшом помещении бывшего кинотеатра «Киев», а с 2008-го обитает в своем, специально для него построенном здании по адресу: Набережная Тараса Шевченко, 29.

Основателя театра, знаменитого режиссера и педагога Петра Наумовича Фоменко нет уже почти три года. Новым художественным руководителем «Мастерской» стал его младший соратник, режиссер Евгений Каменькович. 
Сейчас в труппе театра больше пятидесяти артистов! И, по признанию директора «Мастерской» Андрея Воробьева, коллективу уже тесновато в стенах немаленького здания. Оно расположилось прямо напротив старого помещения, которое, кстати, по-прежнему задействовано «фоменками» – в цокольном этаже жилого дома по адресу Кутузовский проспект, 30/32 находятся аж две сцены театра (правда, совсем немного зрителей можно уместить в этих крошечных залах).
Мы поговорили с Андреем Воробьевым о прежней и нынешней жизни «Мастерской», сосредоточившись в основном на вопросах практического свойства. Пока творцы мастерят спектакли, кто-то должен обеспечивать бесперебойную работу театрального механизма.

Первый свой угол


– Андрей Михайлович, когда стало ясно, что «Мастерская» осядет здесь, то есть, вдалеке от обжитого московскими театрами ареала, вы не испугались перспективы оказаться на отшибе?
– Таких мыслей и быть не могло! В 1993 году театр «Мастерская Петра Фоменко» был создан постановлением правительства Москвы, и на тот момент мы вели бездомное существование. Было ужасно трудно. Прошло три года, и забрезжил хоть какой-то луч солнца – в 1996 году нам отдали площади кинотеатра «Киев». Мы прекрасно понимали, что это неподходящее для театра помещение – два вытянутых, очень узких зала, в которых можно было уместить максимум сто зрителей. Но хотя бы иметь свое помещение – это было очень ценно!

– Кстати, как вас принял жилой дом, в цоколе которого вы расположились?
– В целом, дом принял нормально. Был кинотеатр – стал театр. Не все жители, конечно, были довольны. Ведь в течение трех лет, с 1996 по 1999-й мы проводили капитальную реконструкцию помещений. Надо было менять всю систему вентиляции, канализации, электричества, оснастить помещение огромным количеством инженерного оборудования, системой безопасности. Конечно, жителям мы доставляли некоторый дискомфорт – мы очень сожалеем об этом. Но три года прошли, театр открылся. Там очень хорошая звукоизоляция. Сейчас жильцы не жалуются.

– Сейчас там снова идет ремонт?
– Да. Потому что с первой капитальной реконструкции уже минуло 15 лет. Полностью меняется весь силовой ввод, электропроводка. Системы безопасности – пожарную и охранную – меняем на новые. В 1999-м не все помещения были оборудованы системой водяного пожаротушения, сейчас мы добавим ее, например, в залы. Естественно, в связи с этим увеличивается насосная станция. Кроме того, надо поменять системы вентиляции, кондиционирования воздуха, прочистить вентиляционные шахты. Но мы надеемся, что в сентябре здание будет готово к открытию сезона.

Дом для Мастера


– Я знаю, что вы принимали непосредственное участие в разработке проекта нового здания «Мастерской Петра Фоменко». Какие задачи вы ставили тогда перед архитектором, строителями? Насколько удалось воплотить задуманное?
– В тот период, когда мы влачили бездомную жизнь, нас часто приглашали театры европейских и других далеких стран. Эти приглашения были для нас отдушиной, потому что в Москве нам практически негде было играть. И не было денег, чтобы арендовать чужие площадки. Турне по Европе давали возможность поддерживать спектакли в состоянии жизнеспособности. За тот период мы побывали практически на всех главных сценах мира. После знакомства с ними мы понимали, какой театр мы бы хотели получить.
Когда мы приступили к проекту, архитектору Сергею Гнедовскому было очень тяжело, несмотря на то, что к тому моменту он уже был автором Дома музыки на Красных холмах, успел поработать с Театром на Таганке, с ТЮЗом. Ему предстояло построить здание для уже сформировавшегося театрального коллектива с очень мощным, известным во всем мире репертуаром. С одним из самых великих мастеров во главе. Естественно, он начал с того, что посмотрел все спектакли театра, потом повстречался и пообщался с Петром Наумовичем, с артистами. Очень много времени потратил на общение со мной, с главным художником театра Владимиром Максимовым. Благодаря этому ему удалось нащупать путь к тому проекту, который, с одной стороны, полностью устроил театр, с другой стороны, дал ему возможность самому реализоваться как художнику.

– Театр стоит «одной ногой» на набережной, но как бы уходит по откосу вниз. Рельеф строителям достался непростой…
– Очень! Откос в 70 градусов, мало пригодный для строительства. Надо сказать, что вообще в России не очень умели раньше застраивать набережные. В этом смысле французы, англичане, немцы довольно далеко ушли вперед. Россия отставала, но довольно быстро наверстывает теперь. Посмотрите, какой Москва-Сити вырос напротив набережной Тараса Шевченко, какой наш театр красивый. А с откосом нам, конечно, было трудно. Но другого участка нам не предлагали. На том месте, где сейчас театр, стоял строительный городок, когда возводили мост третьего транспортного кольца. Мост был построен, городок надо было ликвидировать, и сама собой возникла идея, что театр может вписать в это пространство.

Мы не жадные, но декорации не выбрасываем


– Вот вы строили театр сразу с учетом своих нужд. Но на днях я слышала реплику Евгения Каменьковича: места для хранения декораций не хватает.
– Казалось, такого количества складских помещений, что мы запланировали, хватит на сто лет вперед. Мы проектировали здание на коллектив в 80 человек.

– Кстати, труппа сильно приросла в последние годы?
– Приросла, да. Тогда была около 30 человек, а сейчас – 55. А сам коллектив, вместе со всеми приглашенными специалистами, уже почти 400 человек – то есть, в пять раз больше! Так что, как уже сказал выше, нам уже здесь тесно! Многие годы театр подпитывался за счет мастерской Петра Фоменко в ГИТИСе. Сейчас у Евгения Каменьковича – нового художественного руководителя – своя мастерская. Кроме того, мы провели две трехлетние стажировки, набрав артистов и режиссеров из других театральных школ. Мы поняли, что многие из этих людей необходимы для нашего процесса.
На сегодняшний день у нас в репертуаре уже 33 спектакля. Мы предполагаем, что он будет увеличиваться с каждым годом, как минимум, на два, а то и на три, на четыре наименования. Мы в этом смысле люди не то чтобы жадные, но, например, выбрасывать декорации старых спектаклей не торопимся. Они необходимы для репетиций, для наших стажеров. Сейчас мы построили один склад в Московской области. Большой ангар, в котором храним существенную часть наших декораций. 
(Продолжение беседы – в следующем номере…)



«Фоменки» — люди особой породы

В предыдущем номере нашей газеты мы начали разговор с Андреем ВОРОБЬЕВЫМ, директором театра «Мастерская Петра Фоменко». С 2008 года коллектив обитает в специально построенном для этого театра здании на Набережной Тараса Шевченко, 29. «Фоменки» – люди особой породы. Скромные, интеллигентные, умеющие работать на благо общего дела. Другие просто не попали бы в орбиту Петра Фоменко – великого режиссера и скромнейшего человека. «Мы – семья», – не раз повторил в ходе нашей беседы Андрей. В этом театре умудряются содержать бесплатный служебный буфет, делают все возможное, чтобы помочь зрителям с ограниченными возможностями.

 — Вы первыми придумали транслировать перевод текста спектаклей на индивидуальных носителях – на планшетах. Как вы пришли к такой идее?
– Это пилотный проект. Когда мы поделились идеей с департаментом культуры правительства Москвы, им так она понравилась, что они даже нашли под нее некоторое количество денег. Понимаете, мы много внимания уделяем людям с ограниченными возможностями. Например, у нас есть программки, напечатанные на азбуке Брайля. Есть специальные антенны, которые проходят по зрительному залу – для усиления действия слуховых аппаратов. Еще когда мы писали техническое задание к строительству нового здания, мы закладывали безбарьерный доступ для людей в инвалидных колясках. А иностранец, не владеющий тем языком, что звучит вокруг, тоже человек с ограничениями. Чтобы помочь ему интегрироваться в театральный процесс, мы и разработали программу титрового перевода. На самом деле, мы начали ее очень давно. Нам казалось, что правильно было бы иметь свое собственное оборудование, свои авторские литературные переводы произведений и выезжать на гастроли, не зависеть от какой-то другой компании, предоставляющей услуги титрования и перевода. Так и получилось. А в наших московских залах иностранцев – единицы. Поэтому мы пришли к идее планшетов. Иностранец садится в зале с этим планшетом и может получить перевод на разные языки.
Титры над сценой большей части зрителей мешали бы. И, что важно, человек может получить титры на русском. То есть, это сделано не только для иностранцев, но и, например, для людей с ограничениями по слуху.

Фома, которому верят
Программу титрового перевода театр заказал у очень хорошей компании, которая занимается техническими вопросами такого рода. Назвали программу «Фома». Переводы театр заказывает лучшим переводчикам. Это важно, считают «фоменки»: не просто технический перевод, но перевод литературный, высококлассный. Если французский – то это Мария Зонина, если английский – то Джон Фридман, немецкий – Сюзанна Рёдль. Перевод спектакля оттачивается на протяжении долгих месяцев. Это делается для того, чтобы получить высококачественный продукт. «Чтобы потом за границей не краснеть», – признается Андрей Воробьев.

Бесплатный обед для артиста
– Есть у нас новации и помимо перевода, – продолжает Андрей. – В какой-то момент мы приняли решение, что будем дифференцировать… мусор. Вроде, смешно… А, с другой стороны, не смешно. Помимо всех тех договоров, которые мы должны заключить как государственное учреждение (договор на вывоз мусора, утилизацию отработанной радиоэлектроники – там могут быть сплавы ценных металлов, на утилизацию ртутьсодержащих ламп и т.д.), мы заключили свои договоры с организациями, которые принимают у нас макулатуру, пластик, стекло, отработавшие срок батарейки, аккумуляторы. Мы потратили большие деньги, чтобы купить измельчитель пластиковых бутылок, пресс, который сдавливает бумажные отходы. Нелегко организовать временное складирование, сбор, обработку, отправку отходов. Зато мы можем сказать, что вносим свой вклад в сохранение нашей планеты.

– Я слышала, что в вашем театре служебный буфет бесплатно кормит всех сотрудников. Как вы позволяете себе такую роскошь?
– Большинство театров проводят конкурс, его выигрывает какая-то организация, или частный предприниматель, и с ним театр заключает договор. Мы решили пойти другим путем. Создали подразделение в театре – буфет, который находится на хозрасчете. Буфет должен заработать достаточное количество денег для того, чтобы оплатить труд всех своих сотрудников и, кроме того, еще принести прибыль театру. Все деньги, которые мы зарабатываем на зрительском буфете, мы расходуем на содержание нашего подразделения и на эти деньги имеем еще возможность организовать работу служебного бесплатного буфета. Это очень трудно. Но мы – люди старательные. На сегодняшний момент мы имеем возможность бесплатно кормить сотрудников.

Есть много причин для счастья


– Вы сейчас не ностальгируете по временам, когда жизнь была проще? Не было такого груза забот, связанных со своим зданием…
– Можно ностальгировать по молодости, по временам, когда родилась в твоем сердце первая любовь. Каждый жизненный этап чем-то прекрасен. Взросление, даже старение – это новая пора. Чувствуешь и понимаешь то, чего раньше не чувствовал, не понимал. Конечно, грустно, что уходит молодость. Мы были такие смешные, веселые, азартные. Не задумывались о том, что какие-то тяготы лягут на наши плечи. У нас не было семей, детей, ответственности. Конечно, сейчас все сложнее. Но и в этой поре есть прекрасные мгновения. И сегодня достаточно причин быть счастливыми.

– Замечено, что это опасный период для студийного театра – получение своего здания. Эпоха бурного роста вдруг сменяется солидностью, и во многих случаях с приходом стабильности уходит что-то живое.
– Мне кажется, мы не обросли лаврами. Несмотря на то, что многие повзрослели и перешли в другую пору самоидентификации, мы остаемся семьей, студией, мастерской. Нам по-прежнему свойственен творческий поиск. Очень много лет назад Петр Наумович Фоменко завел у нас в театре эксперимент под названием «Вечер проб и ошибок». В течение двух-трех месяцев люди готовят какие-то идеи, предложения. Назначается один день, когда нет репетиций, чаще всего и спектакля нет. Собираются все артисты, режиссеры, администрация, дирекция, постановочная часть, и мы бродим из одного помещения в другое – это может быть в фойе, в буфете, в кабинете у директора, в зрительном, репетиционном или спортивном зале, на лестнице. Артисты, режиссеры и порой даже техники показывают друг другу пробы. В результате у нас уже пять спектаклей в репертуаре театра, которые родились из таких проб. Последняя работа Петра Наумовича в соавторстве с Кириллом Пироговым – «Театральный роман» – это была одна сцена, сделанная Кириллом для «Вечера проб и ошибок».
Так что наши люди сами способны делать предложения, репетировать друг с другом хоть на лестнице, хоть в курилке. Они не забронзовели до такой степени, чтобы высокомерно ждать, когда они получат при распределении главную роль в очень ярком и интересном материале… Мы всегда жили семьей. Потому у нас и буфет бесплатный, и дверь в кабинет директора всегда открыта, каждый в любой момент может войти, не записываясь у секретаря. Вот благодаря таким отношениям, выстроенным в театре, у нас еще какое-то время поживет вирус театра, который мы прививали с особой любовью.

Вместо послесловия
«Специальных дат памяти мы не завели…»
– У вас уже закрепились какие-то особые даты памяти Петра Фоменко? – спросила я Андрея в завершение нашего разговора.
– Никаких ритуалов, специальных дат памяти мы не завели. В день его рождения 13 июля мы приходим на его могилу, а в день смерти (коллектив находится в отпуске) списываемся, созваниваемся и, находясь в разных городах и странах, поминаем Петра Наумовича. Вместе с тем нельзя делать культа – ни из себя, ни из своего дела, ни из другого человека. Когда мы потеряли Петра Наумовича – мастера, отца – нам было страшно, что люди перестанут находить общий язык, коллектив начнет разваливаться. Так часто случается. Но нам удалось очень мужественно, честно по отношению друг к другу и к памяти Петра Наумовича преодолеть все опасения. Мы как жили, так и продолжаем жить. Несмотря на то, что Петр Фоменко был великим мастером, учителем и режиссером, он был необыкновенно скромным человеком, не понимающим того статуса, который ему определили люди. Не умеющим носить все те награды, которые сыпались на него, как золотой дождь. Он не понимал, какую зарплату он получал, сколько денег у него в кармане, на что их хватит. Я не видел более растерянного человека, чем Петр Наумович в магазине – ему надо было купить воду, и он с ужасом выбирал из пяти сортов… Но никакой растерянности в нем не было, когда он находился в репетиционном зале. Там он всегда знал, что нужно делать.