Великая иллюзия или Страх познавший Дон Жуан («Дон Жуан» — Мастерская Петра Фоменко)

Дмитрий Анатольевич Крымов впервые представил спектакль на сцене «Мастерской Петра Фоменко».
«Моцарт „Дон Жуан“. Генеральная репетиция» получился ярким, шумным, убийственно смешным, безжалостно нежным, трепетным и, конечно же, театральным. Иначе и быть не могло. Помните в «31-м июня» главный герой спрашивает у мага Мальгрима: «Вы, кажется, из мира театра, иллюзионист, если не ошибаюсь?». «Именно иллюзионист», отвечает чародей. Кажется, что говорил он про Крымова. Он не только режиссер, автор блестящего, разошедшегося на цитаты текста (Одни «похотливые нимфы в погоне за целомудренными сатирами» и «может, вы не мэтр, а санти-метр», «ружье нужно проверять перед каждой репетицией», «вся эта халабуда здесь стоять не может», «студия „Альянс и мезальянс представляет“, „искусство всегда на стыке пошлого и возвышенного, как и вся наша жизнь“ чего стоят. Хотя список фраз у всех будет свой, там весь спектакль можно растащить), но и художник, волшебник, способный повелевать временем, пространством, одним жестом заставлять зал заходиться смехом и глотать слезы, жмуриться в страхе быть погребенными под хрустальной люстрой и, затаив дыхание, следить за полетом души.

Конечно, это разговор про театр: прошлого, настоящего, будущего. Он переживает и пережевывает, пожирает своих детей и любит их, несмотря ни на что, ломает стены (а не только пресловутую четвертую), развивается и развивает, но главное живет и будет жить вечно. И по большому счету неважно из какого сора все это получается. Главное, чтобы получалось. Спектакль с первых показов стал хитом, ему пророчат премии, а зрительский успех очевиден. Попасть на „Репетицию“ к Крымову практически нереально.

Крымов рассказывает: „Однажды охранница, руководствуясь какими-то новыми правилами и не пускавшая в очередной раз кого-то на мою репетицию, возмущённо сказала: „А почему вы так со мной разговариваете?“ Я сказал: „Я вас могу даже убить“. Она спросила удивлённо: „Почему?“ Я сказал: „Потому что это театр, а вы мне мешаете делать то, что я люблю““. Так вот, чтобы пустили на „Репетицию“ и вправду убить можно. Но это тот случай, когда искусство стоит жертв, но не требует.

Фабула кажется простой. Прославленный, престарелый режиссер Евгений Эдуардович (неузнаваемый и потрясающий Евгений Цыганов, таким вы его точно не видели) приезжает в театр, где начинал, чтобы поставить оперу Моцарта. Он только что вернулся из-за границы, где создал очередной шедевр, и буквально завтра должен лететь в Грецию, где его ждет новая премьера. Он чрезвычайно занят, не расстается с телефоном. Вся труппа — от уборщицы до ведущих артистов, каждый прекрасен по своему, каждый со своим отдельным голосом и удивительным образом — трепещет в предвкушении долгожданной встречи. И вот случилось. Приехал. Режиссер — тиран, деспот, коварен, капризен, злопамятен. При желании в нем можно найти черты любого признанного гения. Не пытайтесь гадать, кто перед вами. Все сразу, и никто конкретно. Режиссер, придуманный Крымовым — ироничный собирательный портрет всех мэтров прошлого, а иногда и настоящего. Здесь и Дзеффирелли, и Покровский, и Феллини, и Черняков, о которых говорят прямо. И Стреллер, Эфрос, Любимов, и даже сам Крымов, на которых тонко намекают. При этом даже, если кого-то и чего-то не знаете, это не значит, что вам будет неинтересно смотреть. Дмитрий Анатольевич не разговаривает со зрителем свысока, а делится знаниями. И это приятно. Плюс это образ мифов, которые окружают любого талантливого человека. Более того, я бы сказала, что в нем воплощены все наши, чаще зрительские, представления о том, как должен выглядеть и вести себя ВЕЛИКИЙ РЕЖИССЕР, творящий ВЕЛИКУЮ КРАСОТУ. Все же любят актерские байки про то, как тот или иной мэтр бушевал на репетиции и чуть было не перестрелял всю труппу, как был груб и несдержан, с кем крутил романы, кому что обещал, и, конечно же, не сделал („Ты получил аванс, и бросил нас“). И даже выбор персонажа — Дон Жуан. Ну, какой великий творец без списка побед, как личных, так и профессиональных. Кстати, мне почему-то кажется, что самому Дмитрию Анатольевичу на репетициях ружье не нужно. Очевидно, он любит то, что делает (поэтому и музыка, и декорации, и каждая отдельная вещь „стреляют“ точно в цель, о любой составляющей спектакля можно запросто написать отдельный текст), и любит своих артистов ( потому каждый характер столь отменно прописан и узнаваем). Плюс, опять же строго на мой взгляд, лучше уж пусть пристрелит, чем увидеть разочарование в его прозрачных глазах.

Есть тут и еще одно важное замечание. Не каждый, у кого есть „5 штампов, которые кочуют из спектакля в спектакль“ — режиссёр. Некоторые всего лишь постановщики. И прекрасный ответ всем критикам, которые упорно путают авторский почерк и набор клише: „не 5 штампов, а 19 приемов, я считал“.

Вообще весь первый акт с роскошными белыми львами, гигантской люстрой, помпезной лепниной, высоченными дверями (работа художника Марии Трегубовой) — это привычные представления о театре ( оперном и драматическом). Именно их по идее и должно разрушать. На каждом спектакле. И именно их стоит отринуть, если хочется двигаться вперед и продвигать какие бы то ни было идеи. А потому стена упадет, да и люстра сверзнется в лучших традициях „Призрака оперы“ (простите, за спойлер, но даже, если вы знаете, на спектакле это станет для вас неожиданностью). И откроется огромное пространство для нового. Первый акт дошел до пика и взорвался от перенапряжения. Второй будет так же стремительно набирать обороты, но при этом совсем иначе. И если первый — чистая комедия. Второй — временами доходит до высот античной трагедии. Они как будто бы противопоставлены друг другу. Вот так вы представляете себе работу режиссера, а вот, как она проходит на самом деле. И не так все весело. Мало просто из ружья палить, да иметь в кармане шарик на удачу.

Создается впечатление, фантазия у прославленного мэтра Евгения Эдуардовича слегка поиссякла. А может быть ему это просто кажется. И мы всего лишь заглянули к нему в мысли, где живут все страхи и сомнения „Дон Жуана“. Даже если он всем видом демонстрирует железобетонную уверенность в себе. Поколебать ее так же просто, как обрушить декорации. Обруби канат и все полетит в тартарары. А потому он просит построить на сцене кладбище. В голове тихо, как на погосте. Ни одной свежей идеи, одни воспоминания. И тут кожей чувствуешь липкий страх режиссера стать бывшим Дон Жуаном, чей список побед давно в прошлом, ужас превратиться в забронзовевшую статую Командора. Страх никогда не превзойти себя, потерять возможность удивлять и удивляться самому. Засесть навсегда в своих 19 приемах, и никогда больше ничего не создать. И когда режиссер буквально проваливается под сцену, это можно воспринимать как вечную боязнь облажаться, а можно, как взгляд в бездну, за которой остается лишь мемуары сочинять. Потому так пронзителен крик: „Не отнимайте 10 минут жизни“. На сцене — это очень много. Мы еще повоюем. И вот режиссерский смартфон взмывает вверх, к колосникам, и начинает светить — как надежда, как отблеск нового спектакля, как выход из творческого кризиса. Как душа, которая вновь воспарила над обыденностью и воскресла. И удивительно легко на сердце. Поверьте, такая „Репетиция“ лучше очень многих спектаклей.

Источник: Scope