«Есть ощущение тряски под ногами, я ее чувствую»
Ксения Кутепова о работе со сложным текстом, темпоритме Беккета и премьере в «Мастерской Петра Фоменко»
Московский театр «Мастерская Петра Фоменко» представил свою новую премьеру по Сэмюэлу Беккету «Счастливые дни» о взаимоотношениях супругов «за пятьдесят». Ближайшие даты спектакля — 29 февраля и 12 марта. В центре сюжета — одна из главных актрис театра, Ксения Кутепова. Специально к январской серии показов она рассказала Денису Мережковскому (Harper`s Bazaar), каково быть полтора часа на сцене одной (спойлер: почти) и от чего у нее обычно земля уходит из-под ног.
— С какими чувствами готовили премьеру?
— Все вместе — и предвкушение, и страх, и попытка представить, что же все-таки у нас получится на сцене Такая сумятица в душе. Мы долго шли к этой премьере, поэтому я уже очень ее ждала.
— У кого возникла идея создания этой постановки?
— Когда-то в ГИТИСе на первом или втором курсе у Петра Наумовича Фоменко Олег Рыбкин взял кусочек из «Счастливых дней» Беккета и вместе со мной и Рустэмом Юскаевым поставил его. В аудитории насыпали огромную кучу песка, в которую меня закопали по самую шею. Наверное, мы играли финал пьесы Я плохо это помню, но Евгений Борисович Каменькович (нынешний художественный руководитель «Мастерской Петра Фоменко».— “Ъ”) говорит, что это было хорошо. Такое было начало
— Что же случилось потом?
— В прошлом году у нас родилась идея поработать вместе с режиссером Дмитрием Волкостреловым, и он мне предложил как раз эту пьесу. Я о ней даже не думала: ее не было в моем списке «на будущее», предложение было неожиданным. Прочитав текст, я подумала: какой же он красивый!
— Хотя читать его совсем не просто.
— Играть еще сложнее. (Смеется.) Но так вышло, что поработать с Дмитрием у нас не получилось, поэтому через полтора месяца подключилась Вера Петровна Камышникова (почти 40 лет преподает сценическую речь в ГИТИСе, заведующая кафедрой, почетный профессор ГИТИСа, в «Мастерской Петра Фоменко» в 2014 году поставила пьесу «Фантазии Фарятьева».— “Ъ”), с которой я знакома бог знает сколько времени. С Верой Петровной начали все с нуля.
— Вы к ней пришли с предложением?
— Да. Мы работали блоками: репетиции, перерыв, репетиции, отпуск Потом какое-то время заняло получение прав на постановку от Общества Беккета. В принципе сыграть премьеру мы были готовы уже в сентябре, но нужно было уладить все юридические тонкости.
— На сцене вы присутствуете практически одна, но в афише не употребляется такого старомодного слова «бенефис»
— Ой! Кошмар! (Смеется.) Это слово абсолютно не из лексикона нашего. Плюс я в этом спектакле не одна — со мной Иван Иванович Верховых, который играет Вилли и максимально меня поддерживает, несмотря на то что зритель может увидеть его всего десять процентов времени. Но спектакль сфокусирован именно на взаимоотношениях наших героев.
— Для вас это прежде всего сложная, но интересная творческая задача или все-таки интересный опыт, который вы вряд ли захотите повторить с другим материалом?
— (Смеется.) В какие-то моменты было особенно сложно, в первую очередь потому, что на сцене я привыкла трудиться в коллективе. А здесь совсем другой образ существования.
— Расскажите, это спектакль о человеке, который потерял все? Или о человеке, который потерял не все и пытается сохранить последнее?
— Прежде всего он о женщине невероятного мужества. Пьеса написана в 1961 году, когда внутри у людей послевоенного времени было так много разрушения и дисгармонии, что история просто не может быть радостной. Пьеса депрессивная, безнадежная, жесткая. Но Беккет любит мою Винни. До самого последнего мгновения он дает ей возможность сражаться, не сдаваться.
— Она часто повторяет фразу о том, что этот день мог бы быть не таким плохим. Откуда она берет эту надежду?
— Иначе ей не выжить. Рядом есть Вилли, он смирился, но она все равно его теребит, не дает окончательно сдаться. У нее есть способность смеяться и иронизировать над собой — прекрасное и ценное качество.
— Беккет через «Счастливые дни» говорил о годах после Второй мировой войны, Алексей Балабанов снял на основе этой пьесы свой первый полнометражный фильм о начале 1990-х. Ваша постановка проводит какую-то параллель с нашим временем, показывая его тоже в каком-то смысле «потерянным»?
— Вера Павловна, конечно, ответила бы вам намного лучше, чем я. Но у нас в спектакле есть пара моментов, где нарастает подземный гул. Не понятно, что происходит, будто все мироздание сейчас провалится куда-то. Мне кажется, что сегодня мы как раз слышим этот постоянный гул. Есть ощущение тряски под ногами, я ее чувствую.
— Отчего она возникает?
— Оттого, что нет устойчивости Ты только за что-то цепляешься, а оно разрушается.
— Что лично Ксении Кутеповой помогает сохранить равновесие?
— (После паузы.) Близкие люди. Только за них я могу держаться.
— Вы упомянули об Обществе Беккета — наверняка оно выдавало вам какие-то референсы и каноны, как должны быть поставлены «Счастливые дни». Я понимаю, когда это имеет место быть, например, в балете, но в русском драматическом театре это своего рода нонсенс. Согласитесь?
— И да и нет. Дело в том, что сам Беккет в пьесе расписал все действие по секундам: пьеса вся в его ремарках — я его очень хорошо понимаю. Единственное «но»: в 2020 году поменялись ритмы жизни, и мы совершенно по-другому внутренне чувствуем время. Все-таки в «Счастливых днях» Беккет заложил ритмы 1960-х, и если мы их просто повторим, то будем смотреть в прошлое, а не в настоящее.
— И все-таки такие рамки вас не ограничивали?
— Нет, более того, у нас на сцене не куча земли, а куча картонных коробок. Александр Вартанов заново перевел текст. Англичане его одобрили и не имели ничего против наших изменений. Кстати, есть еще французское Общество Беккета — я слышала, оно более строгое.
— Театр бывает двух типов — когда зритель приходит «к нему» и, наоборот, когда театр «приходит» к зрителю. В первом случае театр ведет зрителя за собой, позиционирует себя по отношению к нему более аррогантно. Во втором — разделяет интересы людей, пытается в каком-то смысле их удовлетворить. Вам что ближе?
— Это тонкий процесс взаимодействия, потому что театр рождается ровно посередине — между зрительным залом и сценой. Делать вид, что людей напротив тебя нет, наивно и менее интересно. С другой стороны, пускаться во все тяжкие нельзя себе позволять. Во всяком случае, Петр Наумович Фоменко нас так не воспитывал. Мне хотелось бы, чтобы зрители пошли за актерами и вместе думали и рассуждали об одних темах. Это важное партнерство.
— Вы сказали про свой «список на будущее» — какие названия и имена в нем присутствуют?
— Конкретные имена я не буду перечислять, но скажу: мне очень интересна современная драматургия.
— Зыбкое поле.
— Даже минное. Но мне очень бы хотелось поработать с молодым, новым русским материалом сегодняшнего дня. Я люблю Вырыпаева. Может быть, нам что-то удастся вместе сделать. Я вообще такой человек, который любит периодически себя куда-то зашвыривать — на неизведанные территории.
Источник: «Коммерсант-стиль»
— С какими чувствами готовили премьеру?
— Все вместе — и предвкушение, и страх, и попытка представить, что же все-таки у нас получится на сцене Такая сумятица в душе. Мы долго шли к этой премьере, поэтому я уже очень ее ждала.
— У кого возникла идея создания этой постановки?
— Когда-то в ГИТИСе на первом или втором курсе у Петра Наумовича Фоменко Олег Рыбкин взял кусочек из «Счастливых дней» Беккета и вместе со мной и Рустэмом Юскаевым поставил его. В аудитории насыпали огромную кучу песка, в которую меня закопали по самую шею. Наверное, мы играли финал пьесы Я плохо это помню, но Евгений Борисович Каменькович (нынешний художественный руководитель «Мастерской Петра Фоменко».— “Ъ”) говорит, что это было хорошо. Такое было начало
— Что же случилось потом?
— В прошлом году у нас родилась идея поработать вместе с режиссером Дмитрием Волкостреловым, и он мне предложил как раз эту пьесу. Я о ней даже не думала: ее не было в моем списке «на будущее», предложение было неожиданным. Прочитав текст, я подумала: какой же он красивый!
— Хотя читать его совсем не просто.
— Играть еще сложнее. (Смеется.) Но так вышло, что поработать с Дмитрием у нас не получилось, поэтому через полтора месяца подключилась Вера Петровна Камышникова (почти 40 лет преподает сценическую речь в ГИТИСе, заведующая кафедрой, почетный профессор ГИТИСа, в «Мастерской Петра Фоменко» в 2014 году поставила пьесу «Фантазии Фарятьева».— “Ъ”), с которой я знакома бог знает сколько времени. С Верой Петровной начали все с нуля.
— Вы к ней пришли с предложением?
— Да. Мы работали блоками: репетиции, перерыв, репетиции, отпуск Потом какое-то время заняло получение прав на постановку от Общества Беккета. В принципе сыграть премьеру мы были готовы уже в сентябре, но нужно было уладить все юридические тонкости.
— На сцене вы присутствуете практически одна, но в афише не употребляется такого старомодного слова «бенефис»
— Ой! Кошмар! (Смеется.) Это слово абсолютно не из лексикона нашего. Плюс я в этом спектакле не одна — со мной Иван Иванович Верховых, который играет Вилли и максимально меня поддерживает, несмотря на то что зритель может увидеть его всего десять процентов времени. Но спектакль сфокусирован именно на взаимоотношениях наших героев.
— Для вас это прежде всего сложная, но интересная творческая задача или все-таки интересный опыт, который вы вряд ли захотите повторить с другим материалом?
— (Смеется.) В какие-то моменты было особенно сложно, в первую очередь потому, что на сцене я привыкла трудиться в коллективе. А здесь совсем другой образ существования.
— Расскажите, это спектакль о человеке, который потерял все? Или о человеке, который потерял не все и пытается сохранить последнее?
— Прежде всего он о женщине невероятного мужества. Пьеса написана в 1961 году, когда внутри у людей послевоенного времени было так много разрушения и дисгармонии, что история просто не может быть радостной. Пьеса депрессивная, безнадежная, жесткая. Но Беккет любит мою Винни. До самого последнего мгновения он дает ей возможность сражаться, не сдаваться.
— Она часто повторяет фразу о том, что этот день мог бы быть не таким плохим. Откуда она берет эту надежду?
— Иначе ей не выжить. Рядом есть Вилли, он смирился, но она все равно его теребит, не дает окончательно сдаться. У нее есть способность смеяться и иронизировать над собой — прекрасное и ценное качество.
— Беккет через «Счастливые дни» говорил о годах после Второй мировой войны, Алексей Балабанов снял на основе этой пьесы свой первый полнометражный фильм о начале 1990-х. Ваша постановка проводит какую-то параллель с нашим временем, показывая его тоже в каком-то смысле «потерянным»?
— Вера Павловна, конечно, ответила бы вам намного лучше, чем я. Но у нас в спектакле есть пара моментов, где нарастает подземный гул. Не понятно, что происходит, будто все мироздание сейчас провалится куда-то. Мне кажется, что сегодня мы как раз слышим этот постоянный гул. Есть ощущение тряски под ногами, я ее чувствую.
— Отчего она возникает?
— Оттого, что нет устойчивости Ты только за что-то цепляешься, а оно разрушается.
— Что лично Ксении Кутеповой помогает сохранить равновесие?
— (После паузы.) Близкие люди. Только за них я могу держаться.
— Вы упомянули об Обществе Беккета — наверняка оно выдавало вам какие-то референсы и каноны, как должны быть поставлены «Счастливые дни». Я понимаю, когда это имеет место быть, например, в балете, но в русском драматическом театре это своего рода нонсенс. Согласитесь?
— И да и нет. Дело в том, что сам Беккет в пьесе расписал все действие по секундам: пьеса вся в его ремарках — я его очень хорошо понимаю. Единственное «но»: в 2020 году поменялись ритмы жизни, и мы совершенно по-другому внутренне чувствуем время. Все-таки в «Счастливых днях» Беккет заложил ритмы 1960-х, и если мы их просто повторим, то будем смотреть в прошлое, а не в настоящее.
— И все-таки такие рамки вас не ограничивали?
— Нет, более того, у нас на сцене не куча земли, а куча картонных коробок. Александр Вартанов заново перевел текст. Англичане его одобрили и не имели ничего против наших изменений. Кстати, есть еще французское Общество Беккета — я слышала, оно более строгое.
— Театр бывает двух типов — когда зритель приходит «к нему» и, наоборот, когда театр «приходит» к зрителю. В первом случае театр ведет зрителя за собой, позиционирует себя по отношению к нему более аррогантно. Во втором — разделяет интересы людей, пытается в каком-то смысле их удовлетворить. Вам что ближе?
— Это тонкий процесс взаимодействия, потому что театр рождается ровно посередине — между зрительным залом и сценой. Делать вид, что людей напротив тебя нет, наивно и менее интересно. С другой стороны, пускаться во все тяжкие нельзя себе позволять. Во всяком случае, Петр Наумович Фоменко нас так не воспитывал. Мне хотелось бы, чтобы зрители пошли за актерами и вместе думали и рассуждали об одних темах. Это важное партнерство.
— Вы сказали про свой «список на будущее» — какие названия и имена в нем присутствуют?
— Конкретные имена я не буду перечислять, но скажу: мне очень интересна современная драматургия.
— Зыбкое поле.
— Даже минное. Но мне очень бы хотелось поработать с молодым, новым русским материалом сегодняшнего дня. Я люблю Вырыпаева. Может быть, нам что-то удастся вместе сделать. Я вообще такой человек, который любит периодически себя куда-то зашвыривать — на неизведанные территории.
Источник: «Коммерсант-стиль»
Денис Мережковский, «Коммерсант-стиль», 24.02.2020
- «Есть ощущение тряски под ногами, я ее чувствую»Денис Мережковский, «Коммерсант-стиль», 24.02.2020