В Воронеже показали пятичасовой спектакль по роману Пастернака

Театральную составляющую осенней программы XII Международного Платоновского фестиваля искусств продолжил спектакль «Доктор Живаго» московского театра «Мастерская П. Н. Фоменко». Воронежскому зрителю этот коллектив знаком по спектаклям самого мастера, чье имя носит театр: «Волки и овцы» Островского, «Война и мир. Начало романа» по Толстому. Эти спектакли во время коротких гастролей шли на сцене ВКЗ. «Египетская марка» Мандельштама (режиссер Дмитрий Рудков) была показана в Камерном театре на Мандельштамфесте. В Платоновском же фестивале «Мастерская» участвует впервые. И этого показа ждали как события. 
Пятичасовой спектакль по роману Бориса Пастернака поставил художественный руководитель театра Евгений Каменькович. 

Опыт театрализации прозы

На пресс-конференции, предваряющей показы спектаклей (полезная традиция Платоновского фестиваля), Евгений Борисович говорил о своем юношеском восторге перед романом, о том, что решил обратиться к нему, чтобы рассмотреть из реалий другого времени и собственного жизненного опыта. И что сегодня в герое романа Юрии Живаго его привлекает главным образом то, что, пройдя через горнило войн и революций, он остался собой. Та же мысль доносится до зрителя и в сделанной с большим вкусом программке, где жанр обозначен как «игра в людей», внушенная сознанием, что половина людей перестала быть собой и неизвестно что разыгрывает“. На вопрос о столь непривычном названии жанра режиссер ответил, что каждый новый спектакль, по сути – новый жанр. Добавив, что „игра в людей“ – это опыт по театрализации прозы. И в этом направлении „Мастерской“ пройден большой путь. И что не будь рядом с такими спектаклями, как „Волки и овцы“, „Двенадцатая ночь“ и т.д., поставленными по выдающимся пьесам мировой драматургии, „Шума и ярости“ по роману Фолкнера – не было бы никакой „мастерской Фоменко“.
Действие романа „Доктор Живаго“ охватывает большой промежуток времени – с 1902 по 1945 год. Спектакль состоит из трех частей. Каждую предваряют титры в верхней части сцены, к сожалению, практически нечитаемые, видимо, по техническим причинам. А вот дата и место действия, выведенные на порталах с обеих сторон сцены, хорошо читались и ориентировали зрителя. Ведь роман достаточно сложен для восприятия, даже когда его читаешь, что уж говорить о трудностях перевода для сцены.

Рождение, смерть и „жизнь бесконечная…“

Первая часть получилась завораживающе красивой. Особенно начало, сцена похорон матери Юры. Таинственную торжественность атмосфере добавляло световое решение (художник по свету Влади¬слав Фролов), глубоко в правом углу неторопливое движение людей в траурных одеждах, мерцают церковные свечки, доносится приглушенное „Царство небесное…“. В левом углу сцены образуется группа в светлом. Звучат рождественские стихи. Происходит встречное движение, рисунок которого выверен не менее точно, чем пантомимы в балетах. Песнопения и стихи сливаются в общий хор – рождение, смерть и „жизнь бесконечная…“. А в центре этого космоса – маленький Юра Живаго (Иван Вакуленко).
Персонажей в детском возрасте и во взрослом состоянии играют одни и те же актеры, что, наверное, не так просто. Но надо сказать, что дети прекрасно удались всем. Внешне ничего не меняя, актеры существовали по внутренней правде, и это убеждало в том, что перед нами действительно дети с их порывистостью, непосредственностью, особой серьезностью.
Демонстрацией яркой театральности стали сцены с участием Полины Кутеповой в ролях Амалии Карловны Гишар, матери Лары, и Анны Ивановны Крюгер, матери Тони. А пляска работниц швейной мастерской, исполненная переодетыми в сарафаны мужчинами, добавила гротеска и лично мне показалась цитатой из спектакля „О-й. Поздняя любовь“ Дмитрия Крымова, также показанного на одном из Платоновских фестивалей. Притом что действие спектакля лишено повествовательного развития, а складывается из калейдоскопичности отдельных сцен, первая часть сохраняет цельность и поэтичность романа. Все выразительно и как бы зарифмовано.
Смерть здесь отдельный персонаж, в какой-то момент оборачивающийся мадам Флери (Александра Кесельман). Она будет деликатно стоять рядом с угасающей Крюгер, а когда та умрет, пронесет вглубь сцены ее пустое кресло, что и послужит знаком свершившегося события. Ее присутствие в отдельных сценах как бы транслирует, что она всегда рядом. И в первой части пристальное внимание будет привлекать даже легкое движение ее руки. Не могу не отметить выразительность ее пластики. А затем к этому персонажу начинаешь просто привыкать, и напряжение, естественно, ослабевает.

Масштаб впечатляет

Когда берутся за инсценировку романа, нередко выбирают какие-то определенные линии, которые считают главными, и разрабатывают их. В данном случае режиссер решил передать роман в его полноте со множеством действующих лиц. За исключением главных персонажей, все актеры играют по несколько ролей.
Масштаб впечатляет, но после первого цельного действия во второй и третьей части важным кажется пересказ сюжета. Каждая сцена продумана и решена мастерски, как мини-спектакль. Но так как единого развития нет, что является особенностью самого романа, при всем блеске построения и виртуозности исполнения возникает ощущение однообразия и какой-то бесконечности. Кажется, что если добавить несколько сцен, или, напротив, изъять, то мало что изменится. Финальной точкой стало стихотворение „Гамлет“ – „Гул затих. Я вышел на подмостки“, „присвоенное“ любимовским Гамлетом-Высоцким и в этом качестве прочно впечатанное в наше сознание. 
Как большое достоинство этой постановки надо отметить, что стихи Бориса Пастернака все исполнители читают прекрасно.
Думаю, что зрители, хорошо знакомые с текстом романа и разделяющие режиссерское отношение к нему, получили удовольствие от спектакля. Это было видно по тому, как восторженно они приветствовали артистов после более чем пятичасового просмотра.

Источник: Горком36