Марк Захаров пошел ва-банк

Спектакль, где герои сражаются за любовь, за деньги, просто за право на жизнь, предваряется суетой в зрительном зале: люди, пришедшие по приглашениям, борются за места в партере. Страсти тех, у кого нет определенного места, а просто «входной», накаляются, кажется, вот-вот среди нас определятся свои «волки и овцы». Но тут гаснет свет, и уже на сцене начинается лихорадочная схватка: делают ставки, выманивают деньги, угрожают убийством и шантажируют.

В «Ленкоме», кажется, только «Чайка» начинается с тишины. Все остальные спектакли Марка Захарова начинаются с того, что на зрителя обрушивается мощный «звукопад» — скрежет, стон, шепоты и крики. Не исключение и «Ва-банк»: зрителя оглушают каким-то грохотом и посвистом, и - спектакль мчится. Хотя кареты, которыми заставлена сцена, так на месте и останутся: персонажи будут вокруг них суетиться, совершать попытки к самоубийству, влюбляться и обманываться. Огромное колесо — прямо в доме Тугиной (Александра Захарова), новая жизнь вместе с ее ритмом пришла и сюда.

Эта новая жизнь заставляет и Марка Захарова запускать лихой ритм своего спектакля, сокращать неторопливый и обстоятельный текст Островского, оставляя яркость конфликтов, мелодраматизм, комизм или же трагизм недолгих эпизодов. Все отмерено точно: здесь вспышка смеха, чуть погодя — пострадали, а вот и трагедия пошла. Спектакль сделан мастером, отменно манипулирующим эмоциями зрителя.

На заднем плане — диорама (художник Олег Шейнцис). Это Москва времен Островского — церкви, экипажи, мужчины в цилиндрах, женщины в изящных платьях.

Главным героем становится Флор Федулыч в исполнении Збруева — вот он, Господин Капитал, под фанфары вырастает из-под земли, и костюм его ослепительно бел. Осматривает все своими глазами-калькуляторами, кажется, в секунду определяет цену всему, на что падает его взгляд. Збруев прекрасно играет человека, знающего жизнь, ее законы, любящего Тугину, но очень хорошо понимающего, какими средствами можно добыть ее расположение. 

Захаров огрубляет образы Островского, и повод к этому, быть может, дает сама жизнь. Он делает из Салай Салтаныча (Сергей Чонишвили) братка, главаря ребяток-головорезов. Дульчин (Дмитрий Певцов) в «Ва-банке» элементарен, незатейливо и простодушно плотояден, а в «Последней жертве» он посложней. Ирина Лавровна (которую отличает, как пишет Островский, «запоздалая и слишком смелая наивность») превращена в изрядно истосковавшуюся по ласкам, эротично-поэтичную кокетку. Играет ее Олеся Железняк, молодая ленкомовская звезда. Текст не просто сокращен, он во многом изменен, даже в мелочах. Флор Федулыч, у Островского заявляющий свахе: «Уж вы не извольте беспокоиться, из чужого горя для себя спектакль делать», в «Ленкоме» говорит: «Из чужого горя для себя будете спектакль в другом месте делать». Мелочь, конечно, но логика таких перемен в русле, если так можно сказать, ожесточения и упрощения героев Островского, на которых настаивает Захаров.

Тему рока, который в «Последней жертве» немного домашнего свойства, Захаров купирует совсем: нет здесь загадочного «Наблюдателя», который постоянно предрекает исход событий, нет сцены, где Тугина обнаруживает в коробке для свадебного платья цветы, что обычно кладут в гроб. Все эти символы уничтожаются: нам не до предсказаний и знамений, нам бы деньги сосчитать да поудачнее жениха иль невесту найти.

С постановки Островского в конце шестидесятых началась режиссерская слава Марка Захарова («Доходное место» в Театре Сатиры с Андреем Мироновым). В 1989 году Захаров поставил «На всякого мудреца довольно простоты», тоже укоротив название пьесы: «Мудрец». В мир, где блистают люстры, льется рекой шампанское, туда, где распределяют богатства, где избранные имеют права над остальными дрожащими тварями, прорывался молодой Глумов. В «Мудреце» отразилась эпоха перераспределения благ, крушения репутаций, возникновения новых миллионщиков.

Спектакль 2004 года по другой пьесе Островского наполнен иным воздухом. И хотя здесь тоже рвутся к деньгам и власти, но, кажется, «доходные места» уже поделены, репутации устоялись, цены на все виды услуг установились, капиталы приобретены надолго. А кто беден — тому уж не разбогатеть. Поэтому и не тронутся с места кареты — кажется, уже приехали.