Спектакль вынесли в фойе

В театре «Мастерская Петра Фоменко» показали премьеру спектакля «Триптих», которая одновременно стала и премьерой новой площадки — малой сцены. Художественный руководитель и режиссер придумал сценическую композицию по пушкинским произведениям «Граф Нулин», «Каменный гость» и «Сцена из Фауста». Рассказывает МАРИЯ СИДЕЛЬНИКОВА. 

Новое здание театра, которое «фоменки» ждали долгих пятнадцать лет, открыли без малого два года назад. За это время случилось две премьеры — «Бесприданница» и «Улисс», и обе игрались на большой сцене. Другая, малая, сцена терпеливо ждала своего часа. Взяв за литературную основу «Триптиха» хрестоматийный материал, Петр Фоменко решил поэкспериментировать с его подачей и сценическим пространством.

Не имея сквозного сюжета, части спектакля мастерски сплетаются воедино фоменковскими актерами, которые меняют роли как перчатки. Галина Тюнина из томной карикатурной барыни Натальи Павловны в «Графе Нулине» превращается в набожную Донну Анну, а в последней части становится губительным наваждением Фауста — холодной Гретхен. В кокетливой вертихвостке Параше — Мадлен Джабраиловой — в первом действии уже проглядывает сердцеедка Лаура. Карэн Бадалов от души глумится над своим офранцузившимся графом Нулиным, полон сдержанного резонерства в роли слуги Лепорелло и картинно беспощаден в мефистофелевской надменности. А Кирилл Пирогов перевоплощается то в соседа-балагура Лидина, распевающего романсы, то в скучающего Фауста.

Для каждой части Петр Фоменко подобрал и свою интонацию. В «сентиментальном анекдоте в стихах» «Граф N» актеры ловко жонглируют фразами, перебивая друг друга, подхватывают концовки, то и дело принимаясь распевать романсы. Анекдотичность этому водевильчику придает и нарочитая иллюстративность текста: от банального храпа до неожиданно возникающего в главной ночной сцене полотна Рубенса «Тарквиний и Лукреция». В «маленькой иронической трагедии» «О Донна Анна!» актеры переходят на позерскую декламацию, смакуя глухие окончания. Сложнее всего оказалось с финальным «бурлеском» «Мне скучно, бес…». Петр Фоменко разбавил пушкинский текст стихами Бродского и Гете, и когда в болтовню нечистой силы вторгается «Я есть антифашист и антифауст / Их либе жизнь и обожаю хаос», невольно спотыкаешься о несовместимость не только стиха, но и контекстов.

Но «Триптих» — это тот редкий случай в «Мастерской Петра Фоменко», когда и актеры, и текст нужны, что называется, «для мебели» — то есть для новой сцены. Первое действие играют на нескольких метрах, практически на авансцене, словно ностальгируя по старой «Мастерской». Рассказчик Лидин висит в каком-то гнезде под потолком, перины Натальи Павловны и сеновал барина выстелены в ногах у зрителей балкона, а со сценой их соединяют лестницы, каждый спуск по которым приравнивается чуть ли не к цирковому трюку (художник Владимир Максимов). Но уже во втором действии занавес рухнет, и перед взором зрителя окажется фойе театра, превращающееся то в Антоньев монастырь, то в бесовскую залу. «Мы тут посочиняли театр,- сказал после премьеры Петр Фоменко, пригласив на сцену, кажется, всех сотрудников театра и даже архитектора Сергея Гнедовского,- попытались соединить театр и сцену». Рассматривая этот открывшийся спичечный коробок, искренне недоумеваешь, как ловко вписалось это пространство в спектакль.