«Мастерская» Петра Фоменко

В рамках театрального фестиваля «Мастерская Петра Фоменко» был показан спектакль «Владимир III степени». Его поставил три года тому назад на учебной сцене Театральной академии (бывшего ГИТИСа) ученик Фоменко Сергей Женовач. (Заметим в скобках, что воспитать талантливого режиссера, помочь его становлению — счастливая миссия и трудная задача для любого мастера. И Фоменко это умение зачтется, помимо всего прочего. Современный театр не может существовать без режиссера-лидера. В этом убеждают не теоретические дискуссии, а сама театральная действительность). «Владимир III степени» — незаконченная комедия Гоголя. Имя ей дало название ордена, к которому вожделеет один из персонажей, не имея на то никаких оснований, кроме глупых чиновных амбиций. Этот и многие другие мотивы прочитываются в тексте. Но нужно обладать несомненной художественной отвагой, чтобы ставить спектакль по пьесе, освященной именем Гоголя, но при этом незавершенной. Не случайно она практически не имеет сценической истории. 
Сергей Женовач распутывает непростые гоголевские сюжеты, остроумно строит композицию текста, смело, если не сказать лихо, фантазирует, создавая особый и щедрый игровой мир, которому артисты отдаются со всей свободой и азартом молодости. Авторская насмешка, острота наблюдений витают в воздухе спектакля. Но существуют они на ином, чем это привычно, уровне театрального сознания. Драматическое начало, предполагаемое в сатире Гоголя, изживается игрой, которая увлекает мессой художественных нюансов и тонких человеческих оттенков.
Вот, например, одна из начальных картин спектакля. На лавке, занимающей центр сцены и представляющей собой переднюю или, как сказано у Гоголя, «лакейскую», возлежат неизменные в своем плутовстве гоголевские слуги, полностью игнорируя все обращенные к ним голоса. Их лежание так демонстративно, что возникает обобщенный образ скуки и лени. Но создается этот эффект на редкость озорно и весело. То наши герои, как по команде, синхронно перевернутся с боку на бок, то вскочат, будто их ветром сдует с завалинки, — чтобы потискать подружку-горничную на извилистом пути из двери в дверь. И вновь четко улягутся на отполированное место. Но стоит сильному полу остаться нарочито безучастным к подчеркнутому шуму знакомых шагов и приплясываний, как последует лукавая сцена, где всеми доступными средствами будет заявлено право на мужское нахальство.
А если добавить, что все это исполняется без бытовых подробностей, с минимумом слов, зато с помощью музыки и пластики, наверное, будет ясно, сколько неожиданной игры таит в себе спектакль.
В нем смешной звук, ненароком вырвавшийся из уст одного персонажа, вдруг начинает жить самостоятельной жизнью и звучит уже в пространстве сцены, мигом и хитро переключая на себя внимание героев.
Самый смешной герой спектакля, маленький и круглый, словно шарик, без зазрения совести чувствует себя отчаянным сердцеедом. И в подтверждение этого вытанцовывает лихие па, что-то среднее между гопаком и лезгинкой. Впрочем, если это очень смешно, то потому, что, несомненно, артистично.
Все это — произвольные примеры из спектакля. Их могло быть много больше. Взятые вразнобой, они, возможно, покажутся талантливыми пустяками (хотя, прошу прошении за нехитрый каламбур, и это не пустяк в театре). Но выстроенные в систему, они являют собой редкий пример яркого театрального сочинительства. В нем и гоголевские мотивы живут привольной, несколько фантастической жизнью, и у каждого актера есть своя мелодия, свой голос, иные из них — можно не сомневаться — зазвучат с большой силой. Но уже сейчас у учеников Фоменко счастливая молодость, и это счастье оказалось заразительным для нас, зрителей.