Обманутый лезет под стол

Сергей Женовач наконец-то поднял ставки московского сезона, самого провального за последние годы. Гоголевские «Игроки», показанные его Студией театрального искусства, — счастливый случай ненатужной актуальности, растворенной в чистой театральной игре.

Женовача, только что получившего три «Золотые маски», принято считать традиционалистом, и первая премьера выросшей из студенческого курса Студии театрального искусства — прошлогодний «Захудалый род» по роману Лескова был поставлен как будто для подтверждения этой нехитрой мысли. Простота формы, твердость убеждений и ясность целей заставляли с удивлением говорить о театре, занятом делом улучшения нравов, размышлениями о христианском и общественном долге. Женовач, в общем, выступил совершенно в духе фонвизинского Стародума, но так естественно, остроумно и вместе с тем серьезно, что не влюбиться в этот новый идеологический театр было нельзя.

Все это, однако, внушало разом восхищение и тревогу: если самое сильное сценическое высказывание выглядит у нас сегодня так, значит, мы снова повернулись к театральной Европе спиной. Ни внешность, ни суть «Захудалого рода» не встроишь в актуальный западный контекст. Нам-то все в этом спектакле радостно и важно, но национального там намного больше, чем универсального. Речь не о том, что надо чему-то соответствовать, просто театр иногда может быть непереводим, как поэзия: игра с патриархальной утопией, сколь угодно чудесная, — из области внутренних дел.

Тем неожиданней «Игроки». Лаконичный по форме, четкий по ритму театр социальной критики. Как ни смешно, такой спектакль можно запросто представить хоть на немецкой сцене.

Фокус ведь не в том, что ее лидеры — Томас Остермайер или Михаэль Тальхаймер — переодевают персонажей Ибсена и Лессинга в современные костюмы и помещают, допустим, в икеевский интерьер (скопировать такой подход недорого стоит). Немецкий театральный орднунг — это прежде всего дисциплина режиссерской мысли, а уж потом актуальный антураж.

С антуражем в «Игроках» Женовача все просто. Художник Александр Боровский расставил аккуратным квадратом девять (по числу персонажей) столиков с зеленым сукном, по краям воткнул несколько колонн, примостил бюст Гоголя — он служит вешалкой, с которой начинается на этот раз не столько театр, сколько игорная зала, она же библиотека.

Все одеты в одинаковые черные тройки, пальто и шляпы, почти обезличены. Слугу и барина не распознать, пока тот или другой не откроет рот. Шулеры разных мастей схожи, как сотрудники соседних офисов.

В игре с классиком Женовач не передергивает и насильно ничего не осовременивает, это по-прежнему не в его правилах. Он просто очень приметлив. 

Раз — и гоголевский помещик Ихарев (Андрей Шибаршин) выходит портретом амбициозного бизнес-вундеркинда, которого распирает от веры в то, что он-то умеет делать деньги — разве что вместо учебника по маркетингу молится на крапленую колоду по имени Аделаида Ивановна.

Два — и облапошившая Ихарева компания Утешительного (Алексей Вертков), Швохнева (Александр Обласов) и Кругеля (Григорий Служитель) оборачивается не менее узнаваемыми тертыми дельцами, которые отстают по технической оснастке, зато твердо знают, что ихаревские новейшие способы крапа — такая же ерунда, как «навыки эффективного общения» и «креативные стратегии» рядом с навыком банального отката.

Ну и три — у холуев, конечно, тоже сегодняшние повадки.

Из этих точных портретных штрихов вырисовывается как нельзя более актуальный конфликт — самонадеянный, торопливый, эйфорический обман против подлости основательной, насиженной. И решен этот конфликт именно ритмически. Ихарев, аж притопывая от нетерпения, трижды повторяет: «Начнем же игру, господа!» А старые плуты знай себе орудуют вилками и причмокивают: «Да и балык хорош!»

При такой разнице темпераментов прокатывает даже самая откровенная разводка: Сергей Качанов, единственный в молодой команде актер со стажем (игравший у Женовача еще на Малой Бронной), намеренно пережимает в роли подсадного помещика Глова. Сергей Пирняк, изображающий Глова-младшего, завирается с детским азартом. А Ихарев все равно сглатывает наживку.

Он просто по молодости рад, что нашел друзей. Счастье товарищества, кстати, — одна из первейших ценностей в Студии театрального искусства. Самоироничны ли Женовач и его актеры? Почему бы нет.

В финале Ихарев, конечно, досадует на то, какого дал дурака, и обиженно лезет под стол. Однако видно, что урок усвоил. Но славно и то, что урок не выходит за рамки культурной игры.

Нет-нет, мы всего лишь в библиотеке.