Когда-то в Париже…

Жанр спектаклей в Театре Елены Камбуровой — если использовать удачное выражение Галича — это «поэзия, притворившаяся музыкой». Или музыкальная классика, трансформированная особым образом. И вот очередная работа театра — «Абсент», позиционируемая ее создателями как концерт-галлюцинация с музыкой Дебюсси, Равеля, Форе и песнями французских шансонье. Постановка, пространство, пластика — Иван Поповски.

Для тех, кто не в курсе, несколько слов о том, что такое абсент. Это некогда очень популярный во Франции алкогольный напиток изумрудно-зеленого цвета, крепостью 70 градусов. Готовится из полыни. При регулярном употреблении приводит к слуховым и визуальным галлюцинациям, схожим с наркотическими видениями. Впрочем, в XIX веке считалось, что абсент стимулирует творческий процесс. По этой причине он был весьма популярен среди людей искусства. Абсент пили Рембо, Верлен, Мопассан, Ван Гог, Оскар Уайльд. По словам последнего, «…после первого стакана ты видишь вещи такими, какими тебе хочется, чтобы они были. После второго ты видишь их такими, какими они не были. Наконец, ты видишь их такими, какие они на самом деле. И это — самое страшное». Вот этот перенос в ирреальный мир, таинственную размытость между сном и явью, и задумал показать Поповски, четко при этом обозначив — сценографически и костюмно — время и место: Париж, конец ХIХ века.

Зрители попадают в загадочную атмосферу спектакля еще до того, как рассядутся в небольшом зальчике всего на 70 мест. Их долго ведут по длинному коридору, уставленному плошками с горящими свечами. Уже слышна музыка — сначала глухо, потом все яснее и громче. Мелодия уличная и узнаваемо парижская: популярный эстрадный вальсик Паоло Пиццагони «Свет и тени». Играют его музыканты маленького кабаретного оркестра: фаготист (Петр Бугрименко), аккордеонист (Евгений Алтудин), гитарист (Вячеслав Голиков), флейтистка (Наталия Абрамова), скрипач (Тимур Воротников), виолончелистка (Елизавета Бугрименко) и пианист (Олег Синкин). Играют, стоя в дверях гримерок, небрежно прислонившись к косякам. В одной из комнаток сидит молодая женщина с картины Пикассо «Любительница абсента», с опустошенным взором, с рюмкой зеленой жидкости на столе.

Но вот все расселись по местам. В полутьме чуть различимы четыре женских силуэта, «заснувшие» за столиками. Это актрисы (одновременно — певицы и танцовщицы) Ирина Евдокимова, Елена Веремеенко, Анна Комова и Елена Пронина. Два сопрано, меццо и контральто. Если угодно — четыре музы, четыре русалки, четыре Татьяны Ларины или фаустовские Маргариты. У каждой из этих резвых муз — своя тема. Пронина простодушна, Веремеенко кокетлива, Евдокимова драматична, а Комова с ее низким контральто — инфернальна.

Первый номер в звуковой мозаике этого удивительно «атмосферного» спектакля — «Очень медленный вальс» Дебюсси. Под пленительную, гибкую мелодию девушки понемногу приходят в себя, исполняя каждая свою песню. Ирина Пронина — шансон Шарля Трене “Que reste-e-il de nos amours” («Что остается от былой любви?»). Следующая — Анна Комова с песенкой “Mon amant Saint-Jean” («Мой возлюбленный из Сен-Жана»). Третий номер — аранжированная на четыре голоса фортепианная прелюдия Клода Дебюсси “Des pas sur la neige” («Шаги на снегу»). Эта нежная, мечтательная тема, являющаяся лейтмотивом спектакля, повторяется в нем несколько раз. Еще несколько мелодий кабаре: Елена Веремеенко — “Domino”, Ирина Евдокимова — песенка “Papa n'a pas voulu”. Самое удивительное — поют в позах лежа, что по всем канонам невозможно, поскольку сдавлена диафрагма. Но они поют так, будто стоят на сцене в классических позах. Сами актрисы объясняют эту невероятность просто: «Ваня сказал: надо научиться! Правда, сначала было очень трудно…»

Легкомысленные шансонетки — включая песенку “L'absinthe” («Абсент» из репертуара Барбары), вещь для программы знаковую, — чередуются с пьесами Дебюсси “Claire de lune” («Лунный свет») и “Prelude a l'apres-midi d'un faune” («Послеполуденный отдых фавна»). Завершает шансонную часть исполненная квартетом песенка Поля Мизраки “Qu'est-c' qu'on attend pour etre heureux?” («Что нужно для счастья?»). Дамы поют, постепенно переходя из «лежачих» поз к движению — хореографии и пластике. Они танцуют, отбивая дробные ритмы, грациозно шагают на тонких каблучках по стульям, перебираются с кошачьей ловкостью со стола на стол, падают на пол, рискованно задирая ноги и демонстрируя почтеннейшей публике кружевные панталоны (в точности с картин Дега!), танцуют классический канкан. После чего переходят к совершенно другой музыке. (Надо сказать, музыкальный ряд выстроен Олегом Синкиным в концептуальном плане безукоризненно, все аранжировки, особенно классики, сделаны чрезвычайно изысканно!)

Итак, кабаре окончено, голоса звучат нежно, прозрачно; это церковные хоралы: “Miserere” итальянского автора ХVI века Григорио Аллегри и части из «Реквиема» Габриэля Форе (“Libera me” и “In paradisum”). Музыка благородно возвышенная, мечтательная.

Спектакль идет с нарастанием. Звучат «Павана» и «Болеро» Мориса Равеля. Актрисы в ярко-огненных одеждах, словно языки все пожирающего пламени, и танец их - то плавный, то резкий и рваный — будто под порывом налетевшей бури. Сцену заволакивают технические дымы, которые прорезает зеленый луч лазера: возникает особый эффект — весь зал превращается в бассейн с маслянистым изумрудным напитком. И вокалистки, и зрители — все как бы погружены в волны этого одуряющего зелья. Героини, не переставая петь, выбираются на острова-столики. Вот и финал. Торжествующе звучит фортепианная пьеса Клода Дебюсси “L'ile joyeuse” («Остров радости»), как символ раскрепощения, перехода героинь в страну вечной молодости, где нет места заботам и горестям. Потом будет хмельное пробуждение. Но это потом, и вовсе не для зрителей…