Между Абсентом и Грезами

Театр музыки и поэзии Елены Камбуровой, который раньше нередко называли «театром-невидимкой» в последние два-три года зримо «материализуется». Его стали замечать модные издания, а билеты на «Р. S. Грёзы…» удается достать лишь по случаю и нередко — с «нагрузкой». Впрочем, процесс «проявления» театра идет во многом благодаря почти нематериальным, эфемерным спектаклям режиссера Ивана Поповски (ученика Петра Фоменко). Его «Грёзы», чей жанр сам режиссер определил как «концерт-фантазию», иллюзорны и призрачны, словно сотканы из света, тени, музыки, пластики, жеста — и больше ничего. С апреля к ним добавился концерт-галлюцинация «Абсент». После премьерного спектакля «постановщик пространства и пластики» Иван Поповски и композитор Олег Синкин дали интервью главному редактору «УГ» Людмиле Мильковой.

УГ: Иван, почему для своего нового спектакля вы взяли тему абсента?
ИВАН: Правду говорить? После того, как мы сделали «Грезы» по Шуберту и Шуману, сразу стали думать, что могли бы сделать следующее. Всякие были варианты, идеи. Одна из наших актрис, Лена Пронина, увлеклась темой абсента — вокруг этой темы и французский импрессионизм, и поэты, и художники, и музыканты. А так как до этого у нас были «Грезы» — концерт-фантазия, то теперь — концерт-галлюцинация «Абсент».
УГ: В этом спектакле переплетены французский шансон и классическая музыка — откуда такое необычное сочетание?
ОЛЕГ: Меня тема французского шансона волновала давно. Я уже 20 лет работаю с Еленой Камбуровой, а для нее французский шансон — один из приоритетов, с юных лет. Классическая французская музыка, музыка импрессионистская, тоже всегда была для меня привлекательна.
ИВАН: Самое трудное и самое ценное — то, что Олег нашел возможность совместить несовместимое, казалось бы, — шансон и классику, причем, классику не самую простую, не самую мелодичную.
УГ: В «Абсенте» и в «Грезах» подача классики нестандартна — и с точки зрения музыкальной, и с точки зрения театральной. Мы не привыкли так воспринимать классику, как подаете ее вы. Эта музыка чудесна в вашей подаче, она поражает.
ИВАН: Для меня в данном случае главная задача — сделать так, чтобы из поэзии, музыки, которая самоценна, возвышенна, нематериальна и неосязаема, не сделать что-то плотское и материальное при «переводе» ее в театр. Это становится возможным, если освобождаешься от влияния разума, если не нагружаешь себя смыслом, а отдаешься чувствам, полету прекрасной музыки и делаешь не сюжет, как принято в театре, а нечто, в основании чего — толчок на уровне эмоций. Выразить это было бы невозможно, если бы не наши четыре прекрасных девушки: они как-то чувствуют, передают это состояние. Они тоже не нагруженные вопросами «что», «почему», «как» и стремлением на них ответить. Все это сначала рождается не из головы. Трудно объяснить, как это рождается.
УГ: Есть ли определение жанру, в котором поставлены эти спектакли?
ОЛЕГ: У нас из-за необычной формы и «Грез» и «Абсента» большая проблема с критиками. Театральные критики говорят, да, театральная часть хороша, но мы ничего не понимаем в музыке, поэтому мы писать об этом не можем. Музыкальные критики приходят и говорят: о, как у вас все интересно, но мы совершенно не понимаем в театральной составляющей┘ Получается, что в итоге за это время («Грезам» исполнилось 1,5 года — ред.) вышли всего одна — две статьи, авторы которых поняли то, что в наши спектакли заложено. И то, один из этих критиков мне сказал: давай с тобой сядем, ты мне все расскажешь, что и как происходит. 
ИВАН: Мы были на гастролях в Македонии, «Грезы» участвовали в фестивале «Охридское лето», получили Гран-при. Но там очень долго спорили, к какой части нас отнести — театральной или музыкальной, что мы такое — театр или музыка. Нам дали музыкальную награду, но в обосновании было сказано как раз, что это новый жанр, где объединяется и театр, и музыка — становится единым целым. У нас еще есть третий спектакль нашей команды «Капли датского короля», посвящение Булату Окуджаве, он сделан как совместное застолье. На него приходят и молодые люди, и те, кому за 40, у которых к Окуджаве особое отношение они на спектакле плачут, смеются.
УГ: В программке «Абсента» написано: — «Перевод песен не приведен сознательно: важна музыка, музыка языка, музыка тела, музыка света… Важно состояние и свободное погружение в „Абсент“… Если Вы знаете французский язык, попытайтесь его забыть на время спектакля». Таким образом, в «Абсенте» слово как таковое лишено прав. Почему?
ИВАН: Все то, что я говорил по поводу чувств, когда отключается разум, и есть ответ. Если во время спектакля читать перевод, слова — это мешает. Потом, если захочется, можно прочитать перевод песни, но это если захочется. В программке «Грез» есть краткий перевод песен, но я тем зрителям, которых знаю, рекомендую, чтобы не читали во время спектакля, чтобы не старались понять — о чем. Главное — погрузиться в состояние, разгрузить голову, чтобы играли чувства. А подумать можно потом.
УГ: Иван, вы ставите спектакли и в театре-студии Петра Фоменко, и в театре Елены Камбуровой. Что объединяет эти два театра, кроме Вас? Или, может, это вообще один театр — с двумя площадками в разных концах Москвы?
ИВАН (улыбается): Практически. По крайней мере, но духу это один театр. Петр Наумович Фоменко и Елена Антоновна Камбурова в хороших человеческих отношениях, мне кажется, они и на уровне ценностей, на уровне астральном очень близки. И еще эти театры похожи тем, что ни там, ни -гам нет спекулятивной раскрученности, которая делается большими деньгами. То, что театр Фоменко стал модным — это чистая заслуга бескомпромиссного отношения к театру, к искусству Петра Наумовича. Там все, что делается, делается очень искренне и очень по-настоящему. Я думаю, что театр Камбуровой тоже будет раскручиваться, потому что начало у Фоменко было очень похожим. Я думаю, что скоро мы сделаем совместный спектакль, может быть, не в следующем сезоне, но через сезон — я мечтаю об этом.
УГ: Иван, вы родом из Македонии. Как вы решились променять тот чудесный климат на нашу капризную московскую погоду?!
ИВАН: Если бы не создался театр Фоменко, я бы, напорное, закончил обучение и поехал обратно, я так и планировал. Но мы сделали репертуар, сделали театр, стали поступать интересные предложения. Но до сих нор я не сказал себе ни разу, что все, я здесь навсегда.
УГ: Ходит легенда, что вы уступили в ГИТИС, не зная ни одного слова по-русски и выучили язык за три месяца.
ИВАН: Это правда. Но мне было проще потому, что русский — третий славянский язык для меня. Да и если бы вы попали в Македонию и оказались совершенно лишены возможности говорить на родном языке, я думаю, вы тоже заговорили бы. К тому же, замечательный педагог у меня был — Ольга Викторовна, которая прямо как мама.
УГ: Олег, что связывает Вас с Еленой Камбуровой?
ОЛЕГ: У меня в Гнесинке был замечательный учитель — Теодор Давидович Гутман, у него я проучился пять лет, потом два года в аспирантуре, после чего должен был быть классическим пианистом. Но встретился с Еленой Антоновной Камбуровой человеком очень многожанровым, человеком-театром. В этом году исполняется 20 лет, как я с ней работаю. Создать театр музыки и поэзии — это была ее идея-фикс. И эта идея реализовалась, через огромные трудности, сложности, но - реализовалась.
УГ: Есть ли у вас личный опыт общения с абсентом как напитком?
ИВАН: Когда мы только начали работать над спектаклем, Лена Пронина, которая увлеклась литературой вокруг абсента, устроила «зеленый день рождения»… все было зеленым — яблоки, свечи… Был абсент, и мы нее решили попробовать, что это такое. Но, честно, говоря, я могу только сделать антирекламу абсенту — это мое впечатление. 
ОЛЕГ: Тот абсент, который продается сейчас это не тот абсент, который был во Франции в XIX веке. Сегодня это напиток, мало чего общего имеющий с тем, который пили Рембо, Верлен, Мопассан, Паи Гог, Эдгар По, Оскар Уайльд, Бодлер, Дега, Тулуз-Лотрек… Правда, говорят, что в Чехии есть подпольное производство абсента но старым технологиям…
УГ: Обращались ли вы за поддержкой вашего проекта к производителям абсента?
ИВАН: Обращались, но они не захотели нам помочь. Они предлагали нам дать абсент, напиток, и все.
УГ: Думаю, если бы вы перед спектаклем обносили бы зрителей абсентом, вы быстро стали бы культовым театром…
ИВАН: Но нам нужна другая поддержка: театр бюджетный, и, несмотря на то, что Комитет культуры Москвы дал нам отдельный грант, все равно световые решения, дымовые, звуковые требовали дополнительных расходов. С эти нам помог «Внешторгбанк». Периодически помогает «МИЭЛЬ-Недвижимость». Но этого недостаточно.
УГ: Какие неудобные ситуации связаны у нас со спектаклем «Абсент»?
ОЛЕГ: Самые неудобные моменты связаны с финансовыми затруднениями, которые затрудняют воплощение идеи. Театр — это ведь зрелище, и когда ты отказываешься от чего-то из-за недостаточного финансирования — это неправильно.
ИВАН: В «Абсенте», между прочим, нет многого из того, что должно было быть.
УГ: Что такое для вас удобная жизнь?
ОЛЕГ: Странный вопрос, никогда не думал. Творческий человек вообще не понимает, что такое удобная жизнь. Или вот: начинается отпуск, и наступает условно удобная жизнь. Взял путевку, поехал в Турцию — кормят, поят, море, погода прекрасная┘ Но если себе представить такую жизнь постоянно, то можно застрелиться сразу, потому что в такой жизни нет смысла.
ИВАН: Наверное, плохо, если бы жизнь была совсем удобной, если бы не было каких-то бурь, перепадов. Если все удобно, тогда скучно. В спектакле, например, все основано на преодолении препятствий, не за чем следить.
УГ: Хорошо прийти в театр и посмотреть, как на сцене герои преодолевают препятствия, но хорошо ли это в жизни?
ИВАН: И в жизни также.
УГ: Как люди могут приобрести билеты в ваш театр? Ведь у вас зал совсем небольшой.
ОЛЕГ: Да, «Грезы» и «Капли датского короля» идут в зале на 50 мест. Но билеты можно приобрести. Где-то 5 числа предыдущего месяца становится известным репертуар на следующий месяц, и числа 10 поступают билеты в продажу. Поступают только в наши кассы, расходятся за 2-3 дня. Но в начале месяца можно звонить, заказывать билеты, чтобы потом их выкупить.