Новая чертовщина на Патриарших

Уильям Шекспир, как известно, дожил до 52 лет. Его ровесник, товарищ, коллега и конкурент Кристофер Марло был убит в возрасте двадцати девяти. У нас принято считать, что многообещающее драматургическое дарование пало от рук тайной полиции — небезосновательные обвинения в атеизме и богохульстве сопровождали Марло всю его недолгую творческую жизнь. Англичане, по всей видимости, не желая выносить из своей островной избы сор веков, придерживаются иной версии: гибель Марло в Дептфорде — трагическая случайность, результат пьяной потасовки. Как бы там ни было, его ранняя смерть лишила британскую и мировую литературу великого таланта, и «Трагическая история доктора Фауста», написанная за год до роковой развязки, — лучшее тому подтверждение. Эта вещь впервые появилась на российской сцене, так что можно лишь удивляться ложной скромности Театра на Малой Бронной, а равно подслеповатости столичной прессы — благодаря обоим факторам «Доктор Фауст» незаслуженно избежал пред- постпремьерной шумихи.

Становится понятно, почему Шекспир так любил и так боялся Марло, — они были похожи и шли «ноздря в ноздрю». Сумасшедшая компания гениальных людей, иначе не скажешь. Доктор Фауст Марло предвосхитил Гамлета; и далее, со всеми остановками — вплоть до Раскольникова. Вопрос о правах дрожащей твари висит здесь в воздухе с настойчивостью и неразрешимостью То be or not to be. Однако в отличие от мощной философской доминанты «Фауста» гетевского пьеса Марло — это именно пьеса, выстроенная свободно, немножко хаотично, с широтой и юмором, действительно способными на несколько ночей лишить сна даже самого Шекспира.

Парочка простодушных приятелей-выпивох. Старый слуга, который пошел ученостью в хозяина, слова в простоте не скажет, но рыдает над «мыльной оперой», представляемой бродячим менестрелем. Наконец, сам менестрель — классический по сегодняшним временам и новаторский по тем образ шута, умного, прозорливого и острого. Все вместе — странный гибрид «Двенадцатой ночи» с «Королем Лиром». Слуга (Кирилл Разлогов) теряет весь свой комизм, становясь жертвой безжалостного хозяина, а шут (Александр Терешко) постепенно вырастает в одну из главных действующих фигур — он является к Фаусту как его Черный человек. Эти метаморфозы — уже плод режиссерской фантазии, так же, как главное перерождение спектакля — Мефистофеля на Бронной играет женщина (Лариса Богословская). Легко противостоять чудищу с рогами и хвостом; значительно труднее избежать соблазнов, воплощенных в изящном, гибком, теплом женском теле. Мефистофель непривычного пола недвусмысленно демонстрирует Фаусту, где на самом деле находится «магическая книга», «читая» которую мужчина ощущает себя властелином мира… Из простой и элегантной находки выросли, однако, дополнительные проблемы. Мефистофель(ша) вроде бы должна настаивать на чувственных радостях, до которых столь падок доктор Фауст, но эротики в спектакле почему-то мало. Фаусту следует, оставив несколько в стороне вопросы веры и безверия, сконцентрироваться на мучительной развилке между темной бездной греховного секса и высоким упоением настоящей любви, но Дмитрий Цурский играет человека не слишком обаятельного и сексуально… как бы помягче выразиться… не очень убедительного. Кроме того, ближе к финалу пьеса откровенно просаживается, в ней слова начинают перевешивать действие, становится скучно и тянет ежеминутно смотреть на часы…

Зато в «Докторе Фаусте» есть стильная готическая сценография, хорошая музыка, профессиональная пластика; есть режиссерское озорство на грани хулиганства (папа римский, дряхлая развалина, которого в силу ветхости сносят с лестницы на руках — Александр Макаров) и, главное, великолепный текст Марло, который так и хочется цитировать, «Мудрость не всегда приходит под ручку с возрастом, случается, что возраст приходит один. ..». «Гораздо проще стать умным, чем перестать быть дураком». «Самая широкая улыбка — у черепа». «Нужно иметь некоторый опыт, чтобы целоваться, как начинающий. ..». Что же касается сделанного Фаустом подробного описания человеческой кончины, возникает подозрение, что и в XVI столетии существовали люди, благополучно остававшиеся доживать после клинической смерти. Сам Марло слишком рано направил свой путь в страну, откуда никто не возвращался, но Человек, Которого Боялся Шекспир, стоит того, чтобы мы о нем не забывали.