Рассказ о счастливой Москве

Под самый конец театрального сезона 2006/2007 гг. в Театре п/р О. Табакова Миндаугас Карбаускис выпустил спектакль «Рассказ о счастливой Москве».
Режиссер сам сделал инсценировку романа Платонова «Счастливая Москва»,
тем самым обозначив темы и мотивы, важные для сценической версии, прибавив к названию автора одно единственное слово — «рассказ».
Зрителям представлен именно рассказ о счастливой девушке по имени Москва. Это и понятно, в полном объеме воплотить на сцене, пусть даже и небольшой, но роман, дело заведомо обреченное. Надо заметить, что во всей «Счастливой Москве» диалогов наберется не более чем на две страницы. Поэтому из уст актеров звучит проза Платонова, исполнители говорят о своих героях в третьем лице или переходят на жанр «литературных чтений», из которых сидящие в зале получают представление о внутреннем состоянии персонажей или описываемых Платоновым событиях. Прием не новый, но он позволяет сохранить связность сценического повествования. Зрители знакомятся с главной героиней Москвой Ивановной Честновой (Ирина Пегова) в момент ее наивысшего душевного подъема, когда она переполнена жизненной силой и энергией, когда она стремится быть счастливой в СССР, «где так вольно дышит человек». Москва трогательна и нелепа в своем ядовитого цвета кумачовом наряде, в кокетливой шляпке, украшенной красной звездочкой. Так же трогательны, нелепы и наивны представления молодой комсомолки о великих стройках, грандиозных планах и могучих свершениях родной страны, о которых она с горячностью рассуждает в приливе охвативших ее чувств. В поисках лучшей доли Москва Ивановна Честнова меняет занятия и мужчин с какой-то детской непосредственностью, заложенной в ее природе, и, в сущности, не отдавая себе отчета, зачем она все это делает┘
Темное, душное и тесное пространство┘ Плотная чернота разрезана длинной вереницей деревянных вешалок, освещенных скудным светом ламп. Это ничто иное, как гардероб. На крючках стройными рядами висят темные одежды. Здесь же, как потом выяснится, есть место и для «кепки» Ленина, и для «фуражки» Сталина, и для головного убора химика Менделеева. Словом, представлена вся «эпоха». На этом фоне особенно выделяются красные пальто, букет гвоздик, косынки, рубашки героев. С одной стороны, эти яркие цветовые пятна бросаются в глаза и оживляют скудную палитру сцены, с другой, неизбежно напоминают о траурном колоре. Но к Москве Честновой это не относится. Она — воплощение жизни: пышные формы, очаровательные ямочки на щеках, лучистые глаза, звонкий голосок. Все при ней, и вдобавок звучное имя, присвоенное ей в детдоме. Именно к ней, этой живописной героине, будто сошедшей с полотен Петрова-Водкина, так и льнут, кто явно, а кто и тайно, представители сильного пола — землеустроитель Божко (Алексей Усольцев), хирург Самбикин (Дмитрий Куличков), механик Сарториус (Александр Яценко). Карбаускис выстраивает спектакль по уже ставшей традиционной схеме: главное действующее лицо держит сюжетную линию и связывает между собой других героев. Под популярные в тридцатые годы песенки возникают своеобразные сценические этюды о жизни и характере чудачки Москвы. Правда, на этот раз режиссер переключает внимание зрителей с комсомолки Честновой на других персонажей, словно делая их на какое-то время подлинными героями истории. В поле зрения зрителей попадает то Сарториус, то Божко, то Самбикин. Все они мечтают о новой жизни и о том счастье, которое эта жизнь принесет. На самом деле Москва Честнова и есть это самое счастье, только никто об этом не догадывается, даже она сама. Ведь Москва и над землей парила (была парашютисткой), и по земле ходила (служила в военкомате), и под землю спускалась (работала в шахте), и любить пыталась в высокой траве под звездным небом, но распирающая ее изнутри великая сила молодости и необъяснимое желание свершений так и не оформились во что-то внятное. Ни у нее, ни у других героев, чья жизнь растворилась, по большому счету так и не состоявшись┘
Во втором действии искалеченная инвалидка Москва свяжет свою судьбу с вневойсковиком Комягиным (Александр Воробьев), который изначально ничего в жизни не искал и ни к чему не стремился. И Честнова, закутавшись в мышиного цвета шинель, сольется с общим серо-черным пространством, тускло освещенным лампочкой Ильича, да еще и пригрозит никудышному мужичонке костылем. А у гардероба тем временем живо засуетятся участники спектакля, стуча номерками. Однако крючки для одежды не будут пустовать. Одни уже ушли, другие только приходят. И все повторяется.
Надо заметить, что «Рассказ о счастливой Москве» не провоцирует зрителей на тягостные раздумья. Напротив, в нем есть несвойственная Платонову жизнерадостность. Исходит она в первую очередь от молодых актеров, чей кипучий темперамент, азарт и энергия наделяют героев здоровой долей оптимизма. Актеры существуют в спектакле с удовольствием и даже наслаждением, исполняя по нескольку ролей, иногда стремительно «перескакивая» из одной в другую. Для них «Рассказ о счастливой Москве» это, прежде всего, возможность проявить свое зреющее мастерство и прикоснуться к редкому по силе литературному материалу.
В сущности, Карбаускис «вывернул» Платонова наизнанку, предложив зрителям не трагическое по мироощущению повествование о том, что жизнь не так уж ласкова к любому человеческому существу на этой земле, а довольно ироничный рассказ о молодых людях, живших в тридцатых годах прошлого века. Об их поиске счастья и об их мечтах, которым так и не суждено сбыться.