Александр Стульнев готовится к перемене статуса и начинает день с форума

Во время кратких гастролей театра-студии под руководством Олега Табакова, показавшего спектакль «Похождение» по «Мертвым душам» Гоголя, нам удалось встретиться с выпускником филологического факультета Саратовского университета, бывшим директором академического театра драмы и нынешним — «Табакерки» Александром Стульневым.

 — Александр Сергеевич, мы беседовали с вами для нашей газеты ровно десять лет назад, в 97-м. Тогда вы были тем театральным директором, который среди первых почувствовал суть наступающих театральных перемен и новых условий хозяйствования и сумел в этой ситуации грамотно сориентироваться. Что изменилось за прошедшее время?

 — Все изменилось к худшему, если говорить о театральных возможностях, театральной экономике и производственной свободе, которая была дана когда-то советской системой в рамках проводимого тогда театрального эксперимента и соответствующих постановлений Совмина 1991 года. При ныне организованной системе контроля и необходимых финансовых согласований жить и работать стало гораздо сложнее. Я не вижу в этих бесконечных препонах никакого смысла. Они свидетельствуют только об одном: абсолютном чиновничьем недоверии к тем людям, которым дано право распоряжаться выделенными бюджетными средствами. Над руководителями театров стоит целый ряд надсмотрщиков, подчас малокомпетентных в нашем деле чиновников. Преодоление искусственно создаваемых ими препятствий на пути нормальной жизнедеятельности театра отнимает очень много времени.

 — А имя Олега Табакова, авторитет и известность театра не являются гарантом благонадежности?

 — Имя Табакова работает и помогает во многих других ситуациях, а закон писан один для всех, мы обязаны его соблюдать. Сейчас, как известно, проводится реформа бюджетных учреждений, но она находится в зачаточном состоянии. Несколько театров Москвы, насколько я знаю, уже перешли на новую систему хозяйствования, но мне неизвестен их перечень, настолько все это келейно делается. Нашему театру даже не предложено еще перейти к этим новым формам. Да мы и не рвемся в силу целого ряда серьезных обстоятельств — в скором времени должны поменять свой статус, потому что в состав театра уже вошли крупные производственные мастерские, а на будущий год, я надеюсь, войдет Всероссийская детская театральная школа-пансион. Мы становимся театрально-учебно-производственным центром — названия точного пока нет.

 — Последнее время много говорилось о новых — продюсерских функциях директора.

 — Это все очень индивидуально, как мне кажется, и зависит от сложившейся в конкретном театре ситуации. Я думаю, что продюсером в какой-то степени являюсь, но выполняя только определенную часть этих функций. Было бы смешно, если бы я в «Табакерке» решал — что ставить или какие артисты должны играть. Я, безусловно, участвую в этом процессе, Олег Павлович со мною советуется, но определяет он. Так что мое продюсерство скорее технического плана.
 — Можно ли говорить о предпочтении, которое отдается у вас выпускникам Саратовской театральной школы? Берете ли вы других — новосибирцев или, скажем, нижегородцев?

 — Буквально в конце прошлого сезона мы приняли двух выпускников Новосибирской театральной школы. Видите ли, мне кажется, это случайные вещи. Продуманного отбора и предпочтения какой-либо школы у нас нет. Хотя мы иногда об этом говорим, улыбаясь при этом, и действительно получилось так, что за последние два-три года труппы «Табакерки» и МХТ пополнились саратовскими артистами.

 — А какое у вас любимое занятие в театре?

 — Не знаю. Любимое время — когда ожидаешь, что задуманное тобою осуществится. Это добавляет адреналину. А вообще я очень люблю читать по утрам форум на нашем сайте. Люди пишут, как вчера спектакль прошел, кто им понравился, кто нет, кто на ком женился, как они думают, или кто замуж вышел. Это интересное чтение. 

 — Было так красиво и хорошо, когда вы дарили цветы актрисам после того, как посмотрели спектакль «Дом Бернарды Альбы». Чем, прежде всего, запомнилось вам восьмилетнее директорство в театре драмы?

 — Очень многим. Теперь уже я занимаюсь этим ремеслом 25 лет, и первые театральные восемь лет — с 83-го по 91-й — очень многому меня научили. Основы того, что должен знать директор, были заложены здесь. И отношение к театру как к культурному институту. Конечно, этому в значительной степени способствовала ленинградская театральная традиция, которую принес Александр Иванович Дзекун. Во всяком случае, я довольно часто сталкиваюсь с относительно молодыми людьми, которые, занимаясь театральной деятельностью, понятия не имеют, скажем, об этическом учении Станиславского. И когда задумываюсь: а я-то, откуда об этом знаю? — то ответ один: из своего саратовского опыта.

 — «Табакерка» связывала свое будущее во многом с режиссером Миндаугасом Карбаускисом, чье «Похождение» вы в этот раз привезли. Насколько мне известно, он дальнейший контракт с театром не подписал. У директора в такой ситуации есть рычаги воздействия на человека, в котором театр заинтересован?

 — Чисто этические. Но у меня удержать Миндаугаса не получилось. Потому что проблемы у него действительно серьезные. Некоторая часть труппы не понимает его спектаклей, его творческих устремлений и методов. Потому он считает безнравственным занимать этих артистов в своих постановках. Карбаускис в жизни очень честный и требовательный человек, прежде всего по отношению к самому себе: как-то рассказывал мне, что, впервые оказавшись в Вильнюсе лет в 12 (он родился и вырос в деревне), проехал в троллейбусе бесплатно, а когда вышел, понял, что сделал очень плохо, вынул из кармана пятак и выбросил его. Этот мальчишеский поступок о многом говорит. Карбаускис, как мне кажется, невероятно талантливо переваривает в себе опыт мирового и русского театра. В роли приглашенного режиссера он будет иметь моральное право работать с теми артистами, которые ему верят и идут за ним, несмотря на нелегкий характер. Но без его постоянного присутствия творческая наша жизнь, конечно, обеднится, заменить его некем. Он поставил «Счастливую Москву» Платонова, мы играем по пять спектаклей в месяц, и шестьсот билетов на этот спектакль уходит за один день. Как он умудрился сделать так, что сложнейший художественный язык этого автора трогает сегодня сердца зрителей, — для меня удивительно и совершенно непонятно.

 — Александр Сергеевич, вы сумели передать сыновьям любовь к театру?

 — Старшему, Даниле, — да, Сереже — не очень, хотя в театр ходить он любит, но связывать свою жизнь с ним не хочет. Данила пишет театроведческий диплом по драматургии Тома Стоппарда, защита ему предстоит ближе к Новому году.

 — Сколько детей будет обучаться в театральной школе-пансионе?

 — Три группы по 24 человека каждая. Рассчитываем на 58 спальных мест, то есть в каждой группе — по нескольку москвичей, живущих дома. Ребята будут учиться два года, получая среднее образование до обеда, а после обеда постигая специальные дисциплины. А по окончании 11-го класса займутся только специальностью. Первый курс будет набирать Олег Павлович Табаков, а потом — наши и МХТовские артисты, желающих очень много. Первый набор мы надеемся провести в марте-апреле 2008 года с тем расчетом, чтобы с сентября они уже начали учиться. Мы выбрали 87 регионов, в которых будут проходить первые отборочные туры. Вторые туры пройдут в восьми базовых городах. А третий тур — уже в Москве. Саратов входит в число базовых городов. То есть здесь определятся те десять человек от региона, которые отправятся в столицу. Всего к нам приедут после отбора 80 человек, из них мы возьмем в первую группу 24 человека, окончивших девятый класс. Они будут на полном пансионе — питание, проживание, обучение. Этот проект финансируется полностью из государственного бюджета.

 — Ваше самое сильное театральное впечатление последнего времени?

 — К сожалению, в силу занятости и постоянной нехватки времени я смотрю мало спектаклей в других театрах. Пожалуй, «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева, который поставил у нас Карбаускис. Это очень трогает меня лично. Когда Алексей Комашко (выпускник театрального факультета нашей консерватории, принятый в труппу «Табакерки» два года назад. — О. Х. ) играет отца, я всегда плачу. Невозможно не плакать во время сцены прощания отца и сына.

 — Московская жизнь вас изменила?

 — Изменила внутренний ритм жизни, который я вынужден принять как предлагаемые об-
стоятельства. От смены ритма поменялся и характер. Близкие жалуются иногда на резкость суждений, нетерпимость, которой прежде не было. Иногда сам чувствую, что мог бы быть помягче в некоторых вопросах. Но что поделаешь? Это идет еще и от должности директорской. На работе привык вести себя определенным образом, иногда и дома по инерции командую.