ГАМЛЕТ. ПОКОЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

В нынешней гастрольной афише МХТ несколько спектаклей условно молодых режиссеров — и надо было бы объединить для общей картины «Гамлета» Юрия Бутусова, «Похождение» Миндаугаса Карбаускиса и «Тартюфа» Нины Чусовой, которого не привезли на прошлые гастроли с формулировкой: «Не встало» (имелось в виду оформление). Теперь все встало. В ряд. Но газетные темпы обзора до некоторой степени искажают общую картину, требуя оперативности и не позволяя дождаться «Тартюфа»…

Ясно, что на мхатовского «Гамлета» петербургские зрители шли по-особому, как на «отчетный концерт», чтобы пристально посмотреть на питерских птенцов, недавно вылетевших из гнезда и расправивших победительные крылья в Москве. Десять лет назад они вместе начинали: режиссер Юрий Бутусов и его товарищи, однокурсники, «великолепная четверка» Михаил Трухин, Константин Хабенский, Михаил Пореченков, Андрей Зибров… «В ожидании Годо», «Войцек» и «Калигула» в театре Ленсовета, «Сторож» на Литейном… Культовые спектакли, заставившие говорить о «поколении войцеков и сторожей»…

Первым ушел в «ментовские» сериалы Трухин, потом наше телевидение незамысловато обеспечило «тремя товарищами» всю убойную силу и все мыслимые агентства национальной безопасности («У меня не труппа, а группа ОМОНа», — нервно шутил Бутусов, у которого срывался «Идиот»…). Теперь он, последним уехавший в Москву, позвал питерца Трухина и поставил «Гамлета» на главной сцене страны со своими актерами. Свой среди чужих или чужой среди своих?

Не станем повторять, что отодрать сегодня приросшие к коже телесериальные имиджи этим актерам, как ни старайся, не удается, а тут еще грянули круглосуточные, дневные и ночные, дозоры Хабенского, страшную вампирскую кровь которых тем более не смоешь…

Не станем анализировать, в каком отделе и на какой полке «художественного супермаркета» по имени МХАТ располагается нынешний «Гамлет» и сколько он весит рядом с другими фирменными художественными продуктами.

Иди на «Гамлета», хотелось знать другое: про что? Зачем? Кто сегодня Гамлет? Что нынче в режиссерском чемодане путешественника с багажом Юрия Бутусова? Что болит? Какие открылись новые смыслы? Идеи? Что внутренне нажито в столице всеми ими? Ведь на самом деле очень хочется, чтобы Бутусов возглавил пустующий нынче театр им. Ленсовета, с которым связана его судьба, где живет следующее поколение его учеников и непонятно, почему до сих пор город внятно не позвал его вернуться…

Теперь я точно знаю: вернуться надо. Потому что мхатовский «Гамлет» — полное собрание прошлых сочинений и приемов Ю. Бутусова, в котором к тому же явно и скрыто, со сносками и без них, цитируются шекспировские спектакли Роберта Стуруа (куда нынче без черных котелков и зонтиков?) и Эймунтаса Някрошюса (призрак его «Гамлета», простите за каламбур, бродит в истории с отцом — Призраком). Все, что умел Юрий Бутусов раньше, получило постановочный размах, а поскольку чувства театральности и фантазии ему и художнику Александру Шишкину не занимать, то они, не обремененные обязанностью внятного высказывания (хотя это все-таки «Гамлет»!), разыгрывают на площадке замысловатый клиповый аттракцион, который мог бы называться «Игра о принце Гамлете». Разыгрывают по правилам, известным только им, тем более что зрительский успех обеспечен физическим присутствием «трех товарищей», которые по-настоящему тратятся на сцене, искренни и самоотверженны. Только вопрос — что они тратят? Нервную и физическую энергию? Да. Но не находя при этом энергии мысли. Ощущение, что у них пламенный мотор вместо сердца, темперамент лишен содержания, и весь спектакль пытаешься понять, о чем речь, а смыслы ускользают, как на катке, создавая, быть может, новый для драматического театра и по-своему красивый декоративный жанр — фигурное катание. ..

Это история «на троих», которые появляются в прологе. Почему-то вместо Горацио и Марцелла перед нами фазу же… Хабенский и Пореченков — будущие Клавдий и Полоний. Если речь о поколении, решившем смоделировать историю о себе и заигравшемся до смерти, то странным образом здесь вымаран как персонаж их друг Горацио (Зибров, ау!). А дальше, меняя личины и обличья, с фантазией, замечательной «фильштинской» школой и пластическим азартом, не щадя мышц и обливаясь потом, они исполняют сложную партитуру спектакля: дерутся, таскают столы, танцуют, прикидываются и превращаются, страдают понарошку и как будто по-настоящему (Гамлет — Трухин), только неясен предмет этих неврастенических страданий, слез, пота. Быть или не быть, жить или не жить, и как жить — вопрос, который, видимо, не стоит остро для этого «поколения победителей», оснащенного до зубов технологией массового зрительского поражения. Это спектакль мастеров: но, пообещав вначале, будто они знают, где найти нынешнего Гамлета, постановщики затем заблудились и Гамлета не нашли. Может быть, за тем, чтобы найти его, надо вернуться в тишину? Хотелось бы. Очень.

В «Похождении», «составленном», как значится) в программке, по мотивам «Мертвых душ», Чичикова играет Сергей Безруков — звезда того же поколения. Популярность его блуждает в тех же необозримых пределах, и «криминальное прошлое» в виде Пушкина и Есенина не уступает «криминалу» наших родных «ментов». Московская пресса сочла эту копродукцию «Табакерки» и МХТ провалом. Мне так не кажется. Более того, впервые С. Безруков показался мне одаренным актером. Он везет спектакль — как Селифан бричку любезного Павла Ивановича. Иногда выдыхается и увязает, тем более седоки нелегкие. 

И какой русский не любит быстрой езды! Надежда московской сцены М. Карбаускис — человек литовский и любит езду медленную. Спектакль идет долго, слог его повествователен. В начале спектакля по грязной мостовой родители ведут в школу сообразительного мальчугана в картузе. И очень скоро молодой человек в том же картузе, Чичиков П. И. , соображает, какую коммерцию можно развернуть в этой сонной стране, где знаменитая птица-тройка никуда не мчится, а мирно жует сено в вековом стойле (три настоящих лошадиных головы открываются зрительскому взору в финале). И рыбкой-рыбкой шустрый Чичиков пускается в плаванье по мутным водам. Карбаускис не дает Безрукову ни минуты покоя: Павел Иванович находится в постоянном быстром скольжении по словам, мебели, ситуациям… Он - как волна, бьющаяся о монолиты статичных помещичьих укладов. Поднимается одна ободранная стена (художник Сергей Бархин), другая. За каждой сидит на очередном стуле помещик. Карбаускис играет на неожиданной смене привычных типажей. Вы думаете, Олег Табаков будет Собакевичем? А он Коробочка! Мы привыкли к тому, что Собакевич мордат? А Борис Плотников похож на поджарую борзую…

Это страна, где торговля мертвыми душами никак не кончится. Давным-давно я знала библиотекарей, которые, выполняя план по читателям, ходили заполнять формуляры на Смоленское кладбище и списывали имена с могил. А совсем недавно, в дни мхатовской премьеры, тысячи мертвых душ фигурировали на выборах Лукашенко, составив 90% явки…

В финале спектакля живые и мертвые души — все спят на своих стульях, лошади едят овес, а новый мальчик в картузе шлепает по грязи на урок. Карбаускис поставил не поэму, это — проза русской жизни, где во сне может привидеться сказка о золотой рыбке — вечно остающемся на плаву Чичикове. Помню давнюю гастрольную рецензию под названием «Гамлет и Сыроежка». Не буду насильно объединять два разных спектакля общим скороспелым выводом. Надо дождаться «Тартюфа».