Наказание без преступления

Темный петербургский колодец. На стенах — мелом написанные дроби: идеи здесь будут делить на жизнь, умножать на муки совести и складывать с приступами отчаяния. Премьеру «Преступления и наказания» на Новой (третьей, не так давно открывшейся) сцене МХАТа им. Чехова подготовили главный художник «Мастерской Петра Фоменко» Владимир Максимов, ученица Фоменко режиссер Елена Невежина, «фоменковский» артист Евгений Цыганов — Раскольников. «Фоменковский» десант пополнил афишу Художественного театра спектаклем, сделанным в беспроигрышном фоменковском стиле и по его канонам.

Курс Фоменко в ГИТИСе Елена Невежина окончила в 1998 году. Несколько лет студенческой и дипломированной режиссерской деятельности оказались для нее очень плодотворными. Поставлены три спектакля в «Сатириконе», два — в Рижском театре русской драмы, по одному — в Омском театре, Театре Маяковского и «Табакерке». (Такая активность по молодости объяснима, это потом уже спектакль рожают как ребенка). От робкой режиссуры в работах со звездами в молодежном «Преступлении» она перешла к уверенным действиям. И камерность сцены не помешала ей развернуться, поставить детально отточенное, любовно выверенное «сочинение по роману» как откровение от первого режиссерского лица. Само преступление при том, как автор композиции, она вынесла за скобки. Лужи крови и топоры ее мало интересовали. Собственно, и к раскаянию-то она не подвела, — «какое ж это преступление», все бормочет Раскольников в ее спектакле. И тем страшнее получается его фигура: не неврастеника, не сумасшедшего, а уверенного в своей правоте убийцы, засомневавшегося лишь в собственной принадлежности к касте избранных. «Тварь ли я дрожащая или право имею» для него — не заблуждение, а философия, с которой, как с флагом, пойдет он на каторгу и к которой, очень может быть, вернется снова.

Мать Раскольникова — Наталья Кочетова — страдает в тысячу раз сильнее него. Она искренне верит, что ее сын станет первым человеком в ученом мире, и объяснение Раскольникова с матерью — лучшая сцена спектакля. Тогда как самая затянутая — обсуждение статьи Раскольникова с Порфирием Петровичем. Истязающий поединок не завязывается, действо буксует, Раскольников раскалывается с пол-оборота, и непонятно зачем — нервы его шалят, но не настолько, чтобы не выдержать такого следователя. Ведь из Порфирия Петровича рисуется персонаж иронический. Его то рядят в восточный халат, то в ночной чепец, то за чай с самоваром усаживают, то вязать на спицах принуждают — нить убийства наглядно распутывать… Второстепенная работа Андрея Ильина: не его Порфирий Петрович толкает Раскольникова в острог. Да, следователь припер к стенке, да, Сонечка (Елена Панова) твердит: покайся да покайся, но наказание Раскольникова ждет лишь потому, что, какие ни строй теории, оно вопреки всякой логике следует закономерно.

…Еще одну закономерность вывело «Преступление». Чем меньше сцена, тем лучше спектакль. И чем крохотнее зал, тем качественнее продукт. Когда каждый показ похож на междусобойчик, на наработанных приемах не выедешь и за красивые декорации не спрячешься. Доказано также без следствия.