Александр Калягин. Verbatim

Пьесу Максима Курочкина с многообещающим названием «Подавлять и возбуждать» обещали выпустить еще в прошлом году, тем не менее премьеру сыграли в последние дни января. Несмотря на название, никакого секса, — хотя по ходу действия героя, которого играет Александр Калягин, между прочим подозревают в связи с дочерью своего приятеля, как и он, актера. Герой Александра Калягина вообще многолюбив, на что указывают реплики его нынешней жены (Наталья Благих) и не только ее.

Даже если не знать, что работа над пьесой и спектаклем шла рука об руку до самой премьеры, можно почувствовать, на слух поймать эти самые не то чтобы швы, но - сокращение дистанции между текстом и актером, когда зазор, кажется, сходит на нет, и последующие отступления в область чистого искусства. Более или менее чистого. Захватывающие, следует признать, ощущения приходится переживать, когда вдруг кажется, будто бы нет никакого Хорошего актера, нет Курочкина как посредника между Калягиным и персонажем, имя которому — Хороший актер (звучит как маска вроде Арлекина или Бригеллы, как сценическая кликуха, как приговор), а сам Калягин говорит, что думает.

По пьесе некий врач (Игорь Арташонов), психиатр или психотерапевт, обращается к Хорошему актеру с просьбой: «Скажите все как есть». И Калягин — Калягин, а не Хороший актер — как будто воспринимает эту просьбу всерьез, как обращенную не к персонажу, а к нему лично. И - рассказывает. Не в этот раз, но в нескольких случаях по ходу спектакля складывается впечатление, что он вкладывает в слова своего героя собственные слова и мысли. Не ту частицу, которую любой актер вкладывает в каждую сыгранную роль, а нечто большее, с магнитофонной и эмоциональной точностью и подробностью воспроизводя свои собственные переживания, поступки, не боясь показаться смешным, а местами не слишком приятным субъектом.

Такая получается документальная драма, модный ныне verbatim.

«Подавлять и возбуждать» — таков совет друга-врача, поскольку все остальное — таблетки, процедуры, исследования, — всё без исключения сплошной «отъем денег». Так что подавлять и возбуждать — это единственное, что остается. Бесплатно, но эффективно. Как все бесплатное непригодно в повседневной жизни.

Курочкин, тонко чувствующий как смешное, так и грустное, не смог пройти мимо, а Калягин не стал сопротивляться, напротив, как будто бы подстегивал автора на «беспощадство» — в итоге в пьесе о театре, вернее, о его героях, прошлых, настоящих и, наверное, будущих, возникают скрытые и вовсе не прикрытые аллюзии. Вдруг возникает в разговоре некто Красильников, у которого в Штутгарте — две премьеры, он недавно написал инсценировку «Чайки», а сейчас переписывает Ветхий Завет. Репетируя отрывок из роли, Хороший актер выходит в маске генерального продюсера театра “Et Cetera” Давида Смелянского, с такими же богатырскими усами и не менее богатырским носом. Отказ от дружеской просьбы сходить на юбилей однокурсника, никак всерьез не мотивированный, напоминает самого Калягина, часто игнорирующего театральные юбилеи, даже те, где ему как руководителю театрального союза быть необходимо, посылающего вместо себя «полномочных представителей». Реплика «Ушел половой аспект театральности. Все — пидарасы!» может стать теперь крылатой фразой. Другая — «Кому клясться? Чайке дохлой? „Славянскому базару“?» — воспринимается в контексте давнего заочного диалога Калягина с художественным руководителем МХТ Олегом Табаковым.

Несмотря на немалое количество удачных, местами почти эстрадных реприз, пьеса Курочкина названа драмой. В общем, это, конечно, драма. С комическим потенциалом. Но если потенциал возьмет свое — при помощи публики или по воле актерской природы, — затея потеряет смысл. А смысл ее - в переплетении автобиографического, даже памфлетного с тоской любого серьезного человека по судьбе (примерно так, как Тузенбах у Чехова тоскует по труде, хотя у Курочкина все вправду серьезнее, пусть и без трагического, как у Чехова, финала).

Калягину, кажется, скучно играть одному, и обычно он находит себе достойного партнера, в данном случае — в лице актера санкт-петербургского Театра на Литейном Вячеслава Захарова. Рыба, таково его прозвище, — эдакий Арлекин. Как Арлекин, он не боится выйти в одиночестве перед закрытым занавесом и минут пять говорить про то, как пала нынче сцена, чтобы в конце монолога несколько раз подряд перекувыркнуться назад через голову. Быть может, лучшую свою роль сыграла в новом спектакле Наталья Благих, хотя, к сожалению, пока все равно играет не очень и, чрезвычайно эффектная женщина, на сцене выглядит блекло.

Все прочие роли носят скорее служебный характер, хотя, наверное, и они могли быть сыграны с большим мастерством и ремеслом. Весьма многофункциональна и многолика сценография Эмиля Капелюша, как и Захаров, приглашенного из Петербурга, хотя, вероятно, не меньшей фантазии потребовал робот-лампа, преследующий, исследующий героя Калягина и просвечивающий его насквозь (за его разработку в программке благодарят Бюро прикладной робототехники и лично Александра Глухова и Илью Воробьева). То, что — или, вернее, тот, кого мы при этом пристальном взгляде видим, вызывает сочувствие.