Анатолий Ледуховский. Его театр. Его актрисы.

┘только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Александр Пушкин


Конечно, скажут мне  и будут правы!  стройность женских ножек не может являться предметом серьезной театральной критики (на каковую я, впрочем, не слишком и претендую). Что делать, но именно с этого начали у меня писаться заметки о театре Анатолия Ледуховского  в действительности режиссера абсолютно серьезного, конечно же заслуживающего не легкомысленных «заметок», но настоящего исследования, умного и талантливого, как он сам. Единственное, что хоть как-то способно меня в этом смысле оправдать,  это то, что сам он как огня боится всяческого словесного серьеза, а также любого намека на сценический пафос, мессианство, столь ныне излюбленное многими его коллегами, и прочая, и прочая. Оттого, наверное, столь мил ему театр Юрия Погребничко, отсюда возможно, его тяга ко всему, что связано с Эфросом.
Я не был свидетелем его начала, когда, на заре 90-х, возник его «Модельтеатр». Есть люди, видевшие его ранние спектакли  очевидно, впечатление, которое они производили, было оглушительным и запомнилось надолго. Увы, с течением лет «Модельтеатр» превратился отчасти в реальность виртуальную  оттого, как мне кажется, что присущее Ледуховскому сочетание авангарда, ума и таланта, в своем роде единственное, оказалось┘ Скажем так: не ко двору. Никаких, упаси бог, «гонений», не те времена, но театр Ледуховского  без сомнения, трудный театр, внешняя броскость и эпатажность его спектаклей обманчивы, в них есть восхитительно-естественная легкость их автора, но нет бездумной легкости для их зрителя. Как ни странно это прозвучит, своими яркими, красочными зрелищами Ледуховский  воспитывает и учит. Не сомневаюсь, что, дочитав до этого места, он придет в ярость, потому что, повторяю, терпеть не может ничего подобного, произнесенного в собственный адрес. Ну, что делать┘
Между тем, весьма вероятно, что этой тайной склонностью к «воспитанию чувств» и объясняется его обращение к педагогике. Как бы то ни было, несколько лет назад Ледуховский набрал актерский курс, работавший в Москве «на базе» Ярославского театрального института. Успев, По счастью, волею случайности собравшиеся вокруг него мальчики и девочки сумели-таки в очень короткий срок разгадать, сколь неординарного учителя в его лице они обрели.
В неординарности своей  невероятно обольстительного, умеющего увлекать и вовлекать, в чем, наверное, в значительной степени и заключается одно из главных свойств избранной им профессии. Впрочем, избирал ли он ее  либо она в нем жила всегда, а потому ничего иного в его жизни и быть не могло,  тоже, знаете ли, вопрос. Он режиссер  оттого, что умеет сочинять иную реальность  при всей своей внешней удаленности, подчас вызывающей, подчас почти декларируемой, от реальности подлинной,  связанной с нею неразрываемо, ею рожденной, в ней укорененной. Его странный театр  не «уход от жизни», но жизнь, так им увиденная, так им воспринимаемая, в такие формы воплощенная. Не берусь определить, как этот жанр называется, знаю лишь, что его источник  живая жизнь, с которой сам он, как и любой из нас, хорошо знаком, к которой научился относиться с умной иронией, но которая оттого не становится ни менее драматичной, ни более комфортной.
Рождать неземной красоты и благоухания поэзию из «сора» житейской прозы  не в этом ли удел  и торжество!  художника┘ Его, если угодно, «проверка на дорогах»; одновременно − то особое, дополнительное испытание, что адресовано только ему  в качестве приложения ко всем тем, что посылаются простым смертным, своего рода расплата за Дар.
Они пришли к Ледуховскому, ничего не зная и ничего не умея. Тогдашний педагог по вокалу называла его курс «поющие бревна». Доведись ей сейчас попасть на их спектакли, скорее всего она бы решила, что сошла с ума. Впрочем, не поверив в ее правоту, художественный руководитель курса очень скоро с ней расстался, пригласив в место нее Настю Панину, профессиональную певицу, и, что намного важнее, давнего единомышленника. Вслед за ней появился и ее муж Александр Панин, консерваторский музыкант, молчаливый и талантливый. Совершили ли они все вместе чудо  не мне судить. Впрочем, скорее всего ответ на этот вопрос  «да», если полагать чудом превращение диких утят в дивных лебедей. Конечно же, я никогда не бывал на их занятиях, а рассказы Ледуховского (точнее, ответы на наводящие вопросы, происходившие всегда «под дулом пистолета») всегда бывали столь уклончиво-невнятны, что я, разумеется, совсем не знаю, как происходил процесс обучения. Вот только теперь, пожалуй, в какой уже раз посмотрев его спектакль “Chaika-Live”, а, также перечитав положенную в его основу повесть Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», я, может быть, чуть-чуть начинаю что-то отдаленно понимать.
Честное слово, всего несколько слов, которые могут показаться анти-ледуховски пафосными, а потом я вернусь на привычно ироничную стезю. Так вот. Педагогика для Ледуховского  и миссия, и призвание. И тяжкий изнурительный труд, и восторг, и упоение, и адова мука, и средоточие жизни. Подобно своему тайному герою, Джонатану Ливингстону, сам некогда постигший тайну полета, тем самым отбившись от стаи (каковая подобное не прощает, хотя и вынужденно терпит), он захотел поделиться открывшимся ему знанием с другими. Даже не «захотел», слово неточное,  испытал жгучую, неодолимую в этом необходимость. Ледуховский подлинно талантлив еще и тем, что ему необходимо  поделиться. Своих «детей» он и научил поэтому не просто ремеслу  он открыл им тот Театр, что самому ему дорог и священен. Он приоткрыл им вход туда, куда доступ только для избранных и посвященных. Он стал для них Гамлетом, только, в отличие от шекспировского героя (его очень любимого, индивидуально и собственнически любимого героя), он не сеет вокруг себя жертв, напротив: рождает художников. Хотя┘ Открываемое им знание  трудная и обременительная ноша, и он это прекрасно знает. Изысканно безупречный вкус, абсолютное приятие одного  и столь же категоричное отторжение другого, либо пиетет и преклонение,  либо брезгливое недопущение  вряд ли этим можно понравиться. Обучив их своему театру и привив им свой вкус, он обрек их на трудную жизнь,  но разве он обещал, что будет легко?
Вечно ворчащий, постоянно недовольный нерадивостью «детей»,  когда, как, в какие драгоценные мгновения успел он привить им эту чудесную легкость и бесшабашность  в сочетании с трезвостью и зрелостью? Это ничем не заменимое ощущение полета и свободы, всеумения и всевластия? Все то, что невозможно ни имитировать, ни воссоздать  можно либо в себе органично иметь, либо нет. Он научил их этому чувству  самому, быть может, главному, чему учитель может научить ученика. Наверное, в чем-то я преувеличиваю, а в чем-то проявляю излишнюю субъективность┘ А что, разве я кому-то обещал быть объективным? Вот Крымова утверждала, что сие в критике невозможно  согласен! Подписуюсь! И, безусловно, предпочитаю субъективно-заинтересованную критику размеренно-снисходительной. Читать скучно, боюсь, что и писать тоже┘
Ледуховский редко ставит «пьесы». Если даже некое название и возникает в его афише, то это все равно нечто «на тему» либо «по мотивам», либо «в связи с┘». В «дипломной афише» (ставшей с прошлого, выпускного, года афишей «Модельтеатра»): «Кровавая женитьба» («игровая модель текстов пьес Лорки и Гоголя»); «Гамлет» («опыт превращения в женщину»); «Я − Гоголь» («идентификация сумасшествия»). Нет, полагаю, необходимости разъяснять, что в скобках указаны авторские жанровые подзаголовки, и что автор − сам Ледуховский┘
Неизбежно и естественно, он привел учеников − к Чехову. К собственному Чехову. Его вариация первая на темы «Чайки» имеет подзаголовок «опыт поступления на сцену». Вариация вторая, “Chaika-Live”,  «опыт выступления на сцене». Внутренним, сцепляющим началом стало странное, потаенное, в его сознании родившееся сочетание чеховской пьесы и повести Ричарда Баха. Можно сказать  чеховской прозы жизни  и того безудержного, абсолютно несовременного романтизма, что в ней угадывается (мало кому открываясь), а в повести оказался центральным мотивом. Все то, чего он никогда не произнесет вслух (мы ведь почти разучились разговаривать без эдакого небрежного иронизма, то ли боимся, то ли стесняемся),  все это он мощно, щедро, фантастично и фантазийно, вовлекая в свой полет, придавая хоть на миг чувство восхитительной невесомости, восторга и упоения, раскрыл в последнем на сегодняшний день спектакле. В первом «опыте» было лишь зарождение попытки, лишь проблески дерзновенности, рождающиеся откуда-то в обычном существе, земном и бренном, во втором  происходит то самое чудо, о котором − и монолог чеховской героини про «мировую душу», и знаменитые мечтания героини пьесы «Гроза». Сквозным лейтмотивом оказываются слова из повести: «Чем выше летает чайка, тем дальше она видит». Актрисы на сцене повторяют эту фразу многократно, все вместе, как заклинание  или как клятву верности? Впрочем, если на этот вопрос они и знают ответ, то все равно никому его не скажут. И не надо.
Не хочется «интерпретировать» смысл спектакля дальше, не хочется заведомо тупым и беспомощно варварским скальпелем вторгаться в живую и трепетную его плоть. Мне кажется, что восприятие его может быть только невероятно личным, индивидуальным, избирательным. И не стоит ничего навязывать┘ Однако, я ведь начал с эпиграфа из «Онегина», а дальше вроде и отвлекся, и забыл┘
Не забыл. Дело в том, что несколько лет назад я написал статью, называвшуюся «Странные женщины режиссера Ледуховского». Имелись в виду две его героини  Марлен Дитрих и Марина Цветаева, а также игравшие их Елена Козелькова и Галина Заборская-Вермеер. Редактор одного из московских театральных изданий (названия не скажу, чтобы, как теперь принято говорить, не делать ему рекламу), в жизни ни одного спектакля Ледуховскогго не видевший (что, сами понимаете, открывает безбрежные возможности для редакторского пера), название мое слегка сократил, оставив, по-простому, «Женщины Ледуховского». Так вот, ныне, став исправным зрителем студенческих ледуховских игр, понимаю, сколь же был прав анонимный труженик редакционного закулисья. Хотя, все равно, конечно же, не «женщины Ледуховского», а┘колдуньи, феи, ведьмочки┘ Обольстительные, неотразимые, чудные┘ Но еще и умные, и ироничные, и смешные, и лукавые, и трагичные, и пародийные, и пронзительные┘ Смешные девчонки  и стильные дамы. Актерки  и аристократки. Настя Безгодкова. Юлия Богданович. Елена Ворончихина. Мария Галкина. Олеся Моздир. Мария Серга. Просто перечислил  любые эпитеты бессильны.
Все вышесказанное, разумеется не более, как беспомощный сумбур. Попытка назвать неназываемое и удержать в руках неудержимое. Ну как написать про мировую душу? Как зафиксировать полет чайки? Сие  прерогатива художника. А Ледуховский  художник. Редкий и настоящий. Это  главное.