Самое важное

Самое важное в новом спектакле Евгения Каменьковича скрыто за тонной слов, изощренно и крайне увлекательно выписанных прошлогодним лауреатом премии «Национальный бестселлер». На самом деле роман Михаила Шишкина называется «Венерин волос» — по латинскому названию некой древней травки, которая символизирует жизненную силу и растет, судя по всему, в Италии. 

Что к чему в романе Шишкина, блестящего и немного манерного стилиста, проще понять, если дочитать его до конца, а потом начать заново. Тогда станет ясно, как связаны с рассказчиком — Толмачом, живущим в Швейцарии переводчиком, работающим на собеседованиях для иммигрантов, — прекрасная Изольда с шрамом на ноге, певица Изабелла, которая ведет дневник, и древние эллины. Евгений Каменькович же не только бережно воспроизвел смутную шишкинскую реальность, но еще и выпрямил косвенные связи и сделал тайное явным.

«Венерин волос» начинается с интервью, которые переводит Толмач (Иван Верховых и дальше будет играть строгого наблюдателя): экс-советские беженцы надеются занять место под швейцарским солнцем. В спектакле тяжелый рассказ простого детдомовца о нелегкой жизни становится поводом для веселого этюда на тему подросткового вранья. Михаил Крылов играет его блистательно, но вот соответствующая сцена у Шишкина — вовсе даже не веселая. Сначала кажется, что театр усиленно пытается избегать жестоких подробностей, которыми писатель снабдил свой сложносочиненный роман. Но нет — театр просто берет верхнюю ноту вместо нижней, и сквозь необычайную легкость, с которой рассказывается о проколотом махновцами животе беременной женщины, проглядывает скорбное бесчувствие человека перед судьбой.

В центре витиеватого повествования, которое ведет от первого лица Толмач (он же муж Изольды, он же молодой писатель, которому поручили взять интервью у престарелой знаменитости), — русская певица Изабелла, прошедшая Первую мировую, потом революцию, потом советскую власть, а потом умершая при некрасивых обстоятельствах. «Обделавшись…» — гримасничает рыжая красавица Изольда (Галина Кашковская). Изольда мило прихрамывает — то ли новые босоножки натерли (режиссер даже ценник ей оставил на подошве), то ли давняя автокатастрофа дает о себе знать. Да, старая певица, чей дневник читает нам Толмач, умерла в собственном дерьме, и ее соседки по коммунальной квартире, зажав нос и чертыхаясь, убирали за ней, никому уже не нужной. Но эта дикость у «фоменок» опущена, потому как она — не самое важное.

А еще потому, что трудно представить себе, что такая участь постигнет обаятельную героиню Мадлен Джабраиловой, твердо и чутко ведущей свою роль. У Каменьковича все играют несколько ролей, кроме Джабраиловой-Изабеллы. Вот, к примеру, уродливая учительница Гальпетра, с огромной грудью, зеленым вязаным беретом на башке, в натуральных чунях поверх выцветших чулок, — одно из воплощений Ксении Кутеповой. Через сцену она уже играет аккуратную хорошенькую швейцарскую юристку, краснеющую от неприличных замечаний в ее адрес, и актрису буквально не узнать. Но вот еще одна вещь, которую понимаешь к концу спектакля, — Гальпетра и Изабелла вполне могли быть одним лицом. У обеих была счастливая беременность, а потом — умерший ребенок («горошинка», как ласково зовет его Изабелла). А фантомные роды, которые настигли посреди ночи престарелую и, видимо, окончательно съехавшую Гальпетру, молящуюся о ребенке, окончились смертью. Вот тебе и «обделалась».

«Самое важное» — спектакль, в котором одно отражается в другом. Шишкин — в Саше Соколове, чью «Школу для дураков» Каменькович ставил на этом самом курсе. Старая училка — в молодой красавице. Забытая юношеская любовь — в Царевне-лягушке, которую играет Полина Кутепова. За пять минут ее глубоко чувственного диалога с Толмачом на воображаемом балтийском побережье и впрямь появляется ощущение, что произошло действительно самое важное. Иначе говоря, когда в театре случаются минуты подлинности, то действует это очень сильно. На бумаге, даже у очень хороших современных писателей, так редко получается.