Учитель словесности

Недавнюю премьеру «Мастерской П. Фоменко» — спектакль «Самое важное» по роману Михаила Шишкина «Венерин волос» (только что получившему премию «Большая книга») — уже сегодня можно назвать одним из самых значимых событий этого театрального сезона. О том, почему он решил взяться за столь непривычную для сцены книжку, «Пятнице» рассказал режиссер Евгений Каменькович. 

 — От кого вы впервые узнали, что Михаил Шишкин — писатель, достойный внимания?

 — От Олега Павловича Табакова — он один из немногих руководителей театров, кто дотошно изучает современную литературу. Но я ему не поверил. А потом прочитал интервью Шишкина, которое мне жутко понравилось. У него очень оригинальный, четкий взгляд — на литературу, на искусство. Я его все время сравниваю с хорошим школьным учителем. Узнав, что в число любимых писателей Шишкина входит Саша Соколов, тут же перестал сомневаться, прочитал все, что смог достать, и решил ставить, только вот долго не мог понять, что именно — «Взятие Измаила» или «Венерин волос»? Целое лето мучился, как Буриданов осел. Но, поскольку в «Венерином волосе» в финале читателю оставлена надежда, это помогло сделать окончательный выбор.

 — Долго автора уговаривали?

 — Автор — великий дипломат. Когда мы попросили у него разрешения на постановку, он ответил: «Да ставьте, конечно┘ а как это можно поставить?» Сейчас выяснилось, что на самом деле он был в ужасе. Он думал, что мы возьмем какой-то один микромотив и на нем сделаем вольное театральное сочинение. Но я с самого начала понимал, что надо постараться вместить как можно больше линий, ведь прелесть «Венерина волоса» в его полифоничности, правда? Сердце кровью обливается, сколько отрепетированного материала пришлось вырезать.

Я даже хотел, чтобы зритель хотя бы в программке, стилизованной под черновик письма, прочитал небольшие шишкинские притчи, выпавшие из спектакля. Получилось нечитабельно, но Шишкину я единственный экземпляр такой программки подарил, и он оценил выбор историй. Историю с лодкой, которую заключенный нацарапал на стене изолятора и уплыл в ней, мы, наверное, вернем в спектакль. Она одна из основополагающих. 

 — В интервью Шишкин настаивает, что традиционных отдельных сюжетных линий, которые можно изъять из романа, он не пишет.

 — После спектакля он проговорился, что пишет. Но едва линия становится понятной, он так этого пугается, что сразу начинает писать непонятно, уходит в сторону. Кстати, Петр Наумович Фоменко, который вообще очень эту идею поддерживал, просил, чтобы мы не запутывали еще больше. Он честно говорил: «Я не понимаю, а кто это такой? А где происходит действие? А почему вы экран не используете для подсказки?»

 — Я не могу вспомнить случая, чтобы автор — притом действительно крупный прозаик — после спектакля брал слово, чтобы поблагодарить театр, как это сделал Михаил Шишкин после «Самого важного».

 — Когда эйфория прошла, я все пытался добиться от него замечаний, но он их не хотел делать. Вообще Шишкин считает, что темные стороны «Венериного волоса» мы волей-неволей смягчили — сделали с иронией, юмором. Он считает, что в романе свет и тьма уравновешены, что ли. Но это признание я вытянул из него клещами.